Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

- Да это же фигляр, что называл себя русским царем! - говорил кто-то в толпе крестьян, приглядываясь к распростертому на помосте человеку.

- Ну, точно он! Что же он такого сделал? Ах, бедный! Я ему тогда дала два крейцера...

- Говорят, - приглушенно кто-то сообщал соседу, - что он вступился за нашу Эльзу.

- Ну, так не пощадят его...

Из дома вышел Мейер в сопровождении челяди. Подошел к крестьянам. Был он одет в богатый праздничный кафтан, седые волосы завиты ради важности минуты. Вдруг раздался крик Петра, заворочавшегося на помосте, к которому он был притянут толстыми веревками:

- Христиане, не казните-е! Не казните-е! Что я худого сделал?! За девку заступился! Если убьете, то не простит вам Русь смерти царя Петра!

И в толпе крестьянской снова зашептались: "Вот видишь, опять он про свое. А может, и впрямь сам русский царь какими-то судьбами к нам забрел?"

Но громкий голос господина Мейера перекрыл ропот толпы. Управляющий вынул из кармана листок с приговором, который сам же написал накануне, и зачитал его, обвиняя бродягу, назвавшего себя Петром, в том, что тот вломился в его дом, как видно, с целью грабежа, набросился на господина управляющего, - неслыханная дерзость! - и уже душил его, но, к счастию, был схвачен слугами. За такое преступление бродяга Петр приговаривался к смертной казни через четвертование при посредстве коней. Управляющий не преминул подчеркнуть, что казнь сия по причине огромной силы его коней будет почти мгновенной, а посему и милосердной. Потом он крикнул конюхам: "Начинайте!", и те, переглянувшись, будто согласовывали друг с другом мгновенье, разом повели коней в разные от помоста стороны.

Тяжелые копыта битюгов вминались в землю. Лошади, выгнув шеи колесом, напряглись всем телом, понукаемые идти впереди, но тщетно они пытались сделать это - распластанный на помосте человек, руки и ноги которого были растянуты тугими, как струна, ременными вожжами, скрипя зубами, вперившись в синее осеннее небо страшными, готовыми вылезть из орбит глазами, напрягая мышцы, связки рук и ног, сдерживал ход битюгов. Все, кто был рядом, видели, как тяжело ему делать это, как вздулись жилы на руках и ногах, как выгнулась его грудная клетка, и все, будто испытывая это нечеловеческое напряжение, затаили дыхание, жалея казнимого. Многие думали сейчас, что недаром этот человек именовал себя царем - только цари и могут пересилить четырех ломовых лошадей, а перед этим без страха вступиться за обиженного человека.

- Погоняй лошадей! Погоняй! - заорал вдруг Мейер, досадуя, что бродяга все ещё не разорван на части, и его битюги могут показаться крестьянам малосильными клячами.

Конюхи, повинуясь, громче закричали "но! но!", таща битюгов под уздцы, по тут раздалась другая команда, и возницы управляющего остановились:

- Казнь сейчас же прекратить! Человека с помоста снять!

Крестьяне, почувствовав необыкновенное облегчение и радость, повернулись в сторону, откуда раздался этот строгий приказ, - два всадника в голубых кафтанах, в шляпах с султанами из петушиных перьев и с вызолоченными знаками офицеров под подбородком, гарцевали на рослых, красивых лошадях.

- Кто смеет приказывать управляющему имений барона фон Швейнихена? - с достоинством спросил Мейер. - Я казню преступника, покушавшегося на мою жизнь! Не мешайте казни!

Но всадники, вплотную подъехав к Мейеру, не подали и виду, что испугались его окрика. Напротив, один из кавалеристов носком ботфорта с огромной зубчатой шпорой ткнул управляющего в грудь и презрительно сказал:

- Старая ободранная крыса! Мы, лейтенанты гвардейского полка великого курфюрста Бранденбургского, рыщем по всей Пруссии в поисках высоких, ладных молодцов, а ты, скотина, жизнь которой не стоит и ломаного талера, собираешься разорвать на части такого парня! А ну-ка, прикажи развязать его скорее, не то сам ляжешь на эти доски, пес, а уж тебя лошадки разнесут по сторонам быстрей, чем этого Голиафа!

Спустившись с помоста, Петр долго растирал запястья, а гвардейцы с седел, улыбаясь, смотрели на него, восхищенно говоря при этом:

- Черт, хорош молодец! Их величество курфюрст будет прыгать от радости, увидев такого великана.

- Ты прав, Ганс! Но просто невероятно, как этот парень мог сдерживать четырех битюгов? Пожалуй, нужно связать ему руки, а то он запросто накостыляет нам и убежит.

- Да, пожалуй. - И, обращаясь уже к Петру, один из лейтенантов сказал: - Слушай, приятель, сам выбирай: или ты будешь разорван конями, или будешь служить в гренадерской роте гвардейских мушкетеров курфюрста Бранденбургского. Какой тебе дадут мундир, какое положат жалованье! Жратвы у нас довольно, а смазливых и охочих до ласк девчонок в Берлине хоть отбавляй.