Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

- Со мною, со страною такого не случится боле! Давайте вместе о военных мерах думать, коли приключилась со страной оказия такая. Швед, считая нас разбитыми, пошел на Августа, союзника нашего, нам же следует... или... или, как вы прикажете, Августу послать подмогу как денежную, так и людскую. Уже в Новегороде князь Аникита Репнин полки разбитые приводит в порядок, я же князю Борису Голицыну приказ отдал поспешный, чтобы самым наибыстрейшим манером набрал он мне десять полков драгунских, коих нужно во Псков немедленно отправить! Но драгуны дела не решат, ой, не решат! Все пушки под Нарвой потеряли!

Все видели, что Петр был готов заплакать, но чистосердечное его раскаяние и искренность понуждали бояр отнестись к словам царя с особенным вниманием.

Поднялся со скамьи и размеренно, обдумывая каждое слово, немного мямля, заговорил Тихон Стрешнев, хорошо уж осведомленный в том, что кланялся боярам сейчас самозванец, а потому и не слишком доверявший его раскаянью.

- Царь всемилостивейший, всегосударь Руси! Ничего нам боле и не остается, как со шведом воевать, а ведь силенок мало: недоимки, пушек не стало, ружье хорошее токмо за границей сыскать и можно. Может, похерим ту войну, не станем деньги да людишек тратить на Августа, коего, я знаю, не все и в Польше-то приемлют, тяготея к миру с Карлом? Народ же русский отягощен поборами. Что может он ещё отдать со своего двора?

Стрешнев вел свою овечью речь, желая напрямую узнать, сколь самозванец готов к войне и не замышляет ли нового коварства. Лже-Петр, мотая полами длинного зеленого кафтана, по залу забегал бойко. Закричал:

- Не поможем Августу - Карл в Россию воротится, и тогда встречайте короля в самом Кремле! Всех он вас перережет за то, что русские вы токмо, что воспротивлись неудержимой его воле. Меня же в триумфе по Стокгольму проведет, как то было с недавними полонянниками нарвскими, генералами. Ну, чего желаете?

Дьяк Виниус, давно уж опекавший артиллерию и производство пушек, преклонных лет мужчина, тоже знавший, кто перед ним стоит, и немало дивившийся уже, что речи глаголятся разумные и нужные, на посох опираясь, со скамьи, покрытой алым сукнецом, поднялся:

- Государь, пушки ты все при Нарве отдал шведам. Волей ли Господа али волею людскою се произошло, не нам судить, но пушки нам нужны, а посему мыслить надобно, где медь на пушки сыскать...

Все молчали: на двести, а то и больше орудий тяжелых, осадных меди вскорости разыскать невозможно было, но Стрешнев, тайный подвох чиня для самозванца, а для державы выгоду, сказал:

- Может, часть колоколов... церковных снять да на пушечки да и перелить... - Большую в том видел Тихон Никитич прибыль для государства: колокола, конечно ж, снимут, зато и пушки будут, и от царского, антихристова указа сия неправедная милость будет исходить.

- Снимем, снимем! - подхватил Лже-Петр, он очень был рад, что подсказали ему идею столь простую. - Но не о меди теперь, бояре, решать вопрос нам нужно - не главное сие. Чтобы разбить врага, деньги нам нужны! Августу послать тысяч двадцать войска снаряженного да денег на магазины провиантские, да на личную его казну, чтоб мог он всех противников партии своей купить. Ах, бояре, не видите вы прибыли своей - всей страной обогатитесь скоро!

Но бояре по большей части только едва усмешку скрыть могли. Царю не верили, но в то же время каждому вдруг захотелось пусть не воевать, но уж хотя бы поставить для армии муки, людей, крупы, коней, домотканых серых крестьянских сукон на пошив мундиров, сшитых по образцу немецкому.

Они сидели как пришибленные; терли головами позлащенные, расписные стены палаты Грановитой и не знали, что и сказать. Лже-Петр заговорил:

- Мы уж кой с кем здесь совещания имели, с боярами. Надобно, войны ради, особый приказ учинить - Военный, а во главе сей деловой когорты, бояре впервые и слово-то такое услыхали - "когорта", - поставить возвернувшегося из плена шведского славного князя нашего, Якова Федорыча Долгорукого. Он пострадал безвинно, хоть и в деле нарвском себя показал изрядно. Знайте, бояре, издавна считалось, что нервами войны деньги служат, приказ же сей Военный, да особенный, над коим Долгорукий станет генералом-комиссаром, - сей должности прежде вы не знали, - будет заведовать расходами на армию российскую, и скоро доведем её мы до такого совершенства, коего не доводилось видеть не токмо шведам, но и самому кралю франчужскому Людовику, мнящему себя чуть ли не солнцем на грязной и грешной землице нашей. Подать подворная, оброки, таможенные и кабацкие сборы, за бороды деньги, за памяти венечные потекут в приказ сей. Станем мы отныне страной военной, где каждый с малолетства будет или копейкой армии служить, или грудью своей, руками с фузеями оборонять её просторы да и приращивать.