Сергей Карпущенко - Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх

- Ключ, говорю! - захлебываясь яростью, с треском выдернул Томашевский из футляра маузер, матово блеснувший вороненой сталью, взвел курок, и было видно, что женщина поняла - этот человек шутить не будет.

- Подчиняюсь грубой мужской силе, - просипела надзирательница, презрительным жестом бросая ключ прямо под ноги Томашевского, и через несколько мгновений огромный ключ уже скрежетал в замке.

Поддерживая Вырубову, которая едва могла ковылять на своих изувеченных в железнодорожной катастрофе ногах, опиравшуюся на палку и какую-то окаменевшую от страха, Николай и Томашевский повели женщину вниз, и Романов, не желая быть узнанным Анной Александровной, отворачивал в сторону свое лицо. Но вот они уже были на первом этаже, вышли во двор, и тут Николай, увидавший, как вздрогнула и стала трястись от холода бывшая фрейлина, нагнулся к её уху и сказал тихо, но строго:

- Потерпите немного. В экипаже у нас есть шуба для вас.

Веселый караульный балагурил, нахваливал папиросы, явно напрашивался на добавку, и Николай молча протянул ему раскрытый портсигар, рассчитывая найти временного союзника хотя бы в этом красноармейце. Вошли в караульное помещение, и Томашевский, разыгрывая из себя рубаху-парня, сказал с легкомысленной беспечностью:

- Ну вот, заполучили мы эту контру. Теперь на Гороховую с ней без всяких проволочек.

- Нет, так не годится, - поднялся из-за стола одышливый пожилой начальник караула, - вначале предъявите документ на вывод арестованной. Где документ за подписью коменданта, товарищ Гольдберг?

Томашевский, боявшийся, что Николаю не хватит хладнокровия вовремя найти необходимый ответ, поспешил сказать с небрежной наглостью:

- Знаешь что, папаша, к своему коменданту с этим вопросом и обращайся - нам он ничего не дал. Запамятовал, должно быть, ваш мальчишка. Пропустите-ка скорее - нам некогда!

- Нет, постойте! - стал ещё более сухим и деловитым голос караульного начальника. - Что значит "запамятовал"? У нас такого не случалось, чтобы комендант забыл дать пропуск на вывод арестованной! Сейчас все выясню, спешить не надо!

И начальник потянулся за телефоном, поднял трубку и хмуро ждал, покуда провод, соединявший караульню с комендантом, донесет до него голос юного начальника тюрьмы. Но телефон молчал.

- Довольно странно, - обескураженно проговорил он наконец. - А ну-ка, Залинш и Викулов, быстро к коменданту - проверьте, где он и почему на вывод Вырубовой не дал бумагу. Очень странно... - повторил он снова, исподлобья бросая взгляды то на Николая, то на его спутника.

Когда караульные вышли, в помещение оставалось ещё человек восемь задремавших у пылающей "буржуйки" солдат. Винтовки были в пирамиде. Внезапно Томашевский ударил себя по лбу ладонью, будто вспомнил что-то очень важное:

- Ах да, совсем забыл! Мне же ваш комендант на самом деле пропуск дал. А я-то, забывчивый какой, его в кобуру пихнул - карманов-то нет!

Он откинул крышку лакированного маузеровского ящика и полез внутрь, словно на самом деле пытался выудить оттуда пропуск, но вытащил не бумажку, а пистолет, который тут же был наведен прямо в середину лба караульного начальника, от неожиданности резко отпрянувшего назад и принявшегося ловить ртом воздух.

- Дядя, разрешите выйти без шуму и лишней крови... - сказал Томашевский. Переводя ствол маузера с одного караульного на другого, он заметил краем глаза, что Николай держит караульных на прицеле.

И, не дожидаясь ответа, Томашевский, решительно взял под руку Анну Александровну, едва не падавшую в обморок от переживаемого страха, повел её к выходу из караульни, а ствол его маузера продолжал грозить смертью оставшимся.

- Скорее, к экипажу, скорее! - торопил он, почти неся на себе Вырубову, ноги которой подкашивались от ужаса. - Николай Александрович, берите вожжи, а я тут, сзади - нужно их задержать!

Рессорная коляска сильно качнулась, когда они забирались в нее. Застоявшиеся на морозе лошади рванули вперед так резво, что Томашевский чуть не выпал из коляски. А из караулки уже выбегали солдаты, успевшие разобрать винтовки, и палили в уезжающих, но тут же двое из них, сраженные пулями Томашевского, устроившегося на заднем сиденье, распластывая руки, хватаясь ими за воздух, будто в нем желая найти опору, неловко упали в грязный снег тротуара и обагрили его своей молодой кровью. А коляска с возницей, в котором ни один человек во Вселенной не узнал бы сейчас бывшего русского монарха, неслась вперед, заставляя редких прохожих прижиматься к стенам домов, покуда не скрылась за углом ближайшего к тюрьме здания.