Возмездием за это варварство явилась смертоносная партизанская война, которая стоила германской армии таких же жертв, как и регулярная кампания.
«В течении трех летних месяцев 1943 г., – говорит Иодль, – нападения партизан на железнодорожные поезда выражались в следующих цифрах: июль – 1560; август – 2121; сентябрь – 2000».
Для германских генералов кампания в России была гекатомбой. «Один за другим, – говорит Гудериан, – лучшие начальники армии были отставлены. Браухич, Рунштедт, Бок, Гепнер, Лееб, сам Гудериан – исчезли. Когда фюрер отставил маршала Листа, Кайтель спросил его о причинах и напомнил блестящую кампанию маршала на Балканах. „Я не могу терпеть, – отвечал Гитлер, – генерала, который приезжает ко мне без карты с обозначением движения его армии“. И в то же время Гитлер сам строго воспрещал брать с собою на самолет военные документы, так как они могли попасть в руки партизан.
Чем больше увеличивались затруднения, тем больше Гитлер, подобно Наполеону, терял ощущение границ возможного и реального. Генерал Иодль убедился в этом. Его фанатическая преданность фюреру и его несомненные способности с трудом спасли его от немилости: он также совершил преступление, позволив себе не согласиться со стратегическими идеями Гитлера.
«Мой конфликт с фюрером, – пишет он в своей длинной записке, предназначенной для судей в Нюрнберге, – начался осенью 1942 года, в Винище. Гитлер, который в то время был, по-видимому, нездоров, резко критиковал приказания, отданные им же самим устно либо генералу Гальдеру, начальнику Главного Штаба, либо другим генералам. Я составил записку, протестующую против такого обращения с высшими начальниками армии. Гитлер на меня за это рассердился.
Несколько позднее, после встречи в Сталине с маршалом Листом и генералом Конрадом, я просил Гитлера о пересмотре плана операций на Кавказе. Я ему высказал мнение, что намеченная попытка неминуемо окончится неудачей по причине труднопроходимой горной местности. Мне казалось рискованным проводить одновременно две операции – наступление у Сталинграда и завоевание Кавказа, и я подчеркивал, что армии ставилось одновременно слишком много задач, которые она не имела возможности успешно выполнить. Гитлер вспылил. Им овладел приступ жестокого гнева и он дошел до обвинения меня в неповиновении.
Вследствие этого инцидента наши отношения стали крайне холодными, крайне затрудненными. Фюрер перестал появляться в столовой Главного Штаба и начал обедать и ужинать в своем вагоне. Он делал вид, что меня не замечает и избегал подавать мне руку. Ежедневные рапорты, которые раньше происходили в комнате для игры в карты, были перенесены в салон-вагон фюрера и при них неизменно присутствовал высший офицер войск СС. Восемь стенографов, поставленных секретарем партии, т.е. Мартином Борманом, записывали все мои слова.
Кайтель сообщил мне, что фюрер имел намерение заместить меня маршалом Паулусом, после того, как он возьмет Сталинград».
Паулус не взял Сталинграда, но сам был взят в плен. Но и помимо этого выбор фюрера был ошибочным. Паулус, как и адмирал Канарис, начальник службы разведки, участвовал в заговоре против Гитлера. Попав в плен, он присоединился к движению «Свободной Германии», основанному в СССР, и призывал по радио немцев к восстанию против фюрера. Такова была с 1943 года истинная подоплека армии Третьего Райха.
«Мои отношения с Гитлером, – продолжал Иодль, – понемногу улучшились. Примирение состоялось совершенно неожиданно для меня 30 января 1944 года. Гитлер публично заявил, что он по-прежнему убежден в том, что я ему давал плохой совет, но что, тем не менее, он считает меня за отличного офицера. Потом он вручил мне золотой значок партии. Но мое доверие к чувству справедливости фюрера больше не возвращалось».
Несправедливость и суровость фюрера ускорили падение качеств высшего командного состава армии. Начатая победителями под Млавой и Седаном, русская кампания заканчивалась посредственностями. Гитлер не терпел военачальников с характером и отказывался верить, что характер обычно сочетается с талантом.
«В Мондорфе, – рассказывает Кайтель, – меня в течении двух дней допрашивала русская комиссия. В конце допроса русский генерал отвел меня. в сторону и спросил: „Объясните мне, почему вы сместили всех ваших лучших генералов? Нам ведь тоже случалось смещать генералов за проигранные битвы, но если они были вообще хороши, то мы их снова пускали в дело. Посмотрите, Тимошенко был разбит под Харьковом, но потом он снова встал во главе армий. Вы же кончали войну с людьми даже не второго, а третьего сорта“.
Читать дальше