Игорь Шумейко - Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории

«Москва… вторая Турция… Варварская страна. Да, московиты еще хуже турок! Ужасы лифляндской войны клятвенно подтверждались и ставят вопрос, можно ли вообще допустить, что подобные люди являются христианами. Горе нам, если мы откроем им путь в Европу, срыв наш форпост, Польшу!»

В последующие десятилетия Лейбниц с растущим вниманием отслеживает все события, которые связаны с Россией, особенно все шаги юного царя:

«Если столь великая масса его империи будет управляться по обычаю более культурной Европы, то дело Христианства получит из этого много плодов; есть надежда, что они постепенно пробудятся. Царь Петр хорошо знает пороки своих людей и хочет постепенно уничтожить это варварство».

Лейбниц надеется, что Россия станет связывающим звеном между Европой и Китаем. Поэтому Россия должна быть культурно оценена Европой! Путешествие Петра в Европу в 1697 году привело Лейбница прямо-таки в возбуждение. Он собирал все сообщения об этом событии. Тогда-то он впервые и приложил этот образ:

«Поскольку Царь хочет деварваризировать свою страну, он найдет в ней tabula rasa, как бы какую-нибудь новую землю, которую хотят распахать..».

Он попытался вступить в отношения с самим царем или хотя бы с Лефортом:

«Наша обязанность и счастье состоят в том, чтобы, насколько это в нашей власти, способствовать царству Божьему, которое — у меня нет сомнений — заключается в широчайшем распространении настоящей добродетели и мудрости… Одному подобному человеку влить усердие к славе Божьей и совершенствованию людей значит больше, чем победа в сотне сражений».

Но Петр-то, преимущественно занимался этими «сражениями». Лейбниц опасался ослабления протестантской партии из-за поражения шведов. Интересно для нас и то, что

Лейбницево понятие «чистой доски» косвенно подразумевает критику Европы — иначе, «чистой» от чего?

« Европа находится сейчас в состоянии перемен и в таком кризисе, в котором она не была со времен империи Шарлемана» (1712 ). Шарлеман — это император Карл Великий, создатель Европы, с которого и началась русско-европейское противопоставление и третья часть моей книги.

Отдадим должное интуиции Лейбница — феерический финиш XVIII века и крах феодальной Европы он предвидел раньше всех.

Дитер Гро:

«После 1702 года вместе с целью введения европейского образования и культуры в Россию появляется ( у Лейбница. — И.Ш .) и политическая задача — сохранить политическое равновесие, то есть сбалансировать чрезмерное французское влияние немецко-русским союзом… На сообщение о победе Петра у Полтавы он пишет в письме от 27.8.1709 к русскому поверенному в делах в Вене Урбичу: «Отныне царь будет привлекать внимание всей Европы и играть большую роль в международных делах» (…)

Может ли Россия представлять опасность для Европы? Это, по Лейбницу, может случиться только тогда, когда эта страна встретит препятствия в развитии по западному образцу. Очень последовательно он формулирует и здесь свою любимую мысль, что царь должен основать русскую Академию, руководство которой Лейбниц хотел бы принять на себя. В октябре 1711-го давно лелеянное желание Лейбница наконец исполнилось: состоялась встреча между ним и Петром Великим… царь пожелал передать Лейбницу составление нового русского свода законов».

И сегодня обвиняя (часто обоснованно) Век Просвещения во многих грехах, все же надо помнить, что прямой русофобии тогда не было. Вот истинное кредо Лейбница: « Где к искусствам и наукам лучше всего относятся, там будет мое отечество!»

Из его письма царю: «Я ни в чем не испытывал такой нужды, как в великом человеке, который достаточно хотел бы приняться за такое дело… Ваше Царское Величество подобными героическими проектами принесете пользу и благодеяния несчетному числу не только современных, но будущих людей… Кажется особым промыслом Божьим, что науки обходят земной круг и вот теперь должны прийти в Скифию и что Ваше Высочество на этот раз избраны в качестве инструмента, ибо Вы, с одной стороны, из Европы, а, с другой, — из Китая берете себе наилучшее; и из того, что сделано обоими посредством хороших учреждений можете сделать еще лучше. Так как поскольку в Вашей империи большей частью еще все, относящееся к исследованию, внове и, так сказать, на белой бумаге, можно избежать бесчисленных ошибок, которые постепенно и незаметно укоренились в Европе; известно также, что дворец, возводимый совершенно заново, выходит лучше, чем если над ним работали многие столетия, возводя, улучшая и многое изменяя… я считаю небо своим отечеством, а всех людей доброй воли его согражданами, поэтому мне лучше сделать много добрых дел у русских, чем мало у немцев или других европейцев».