Дмитрий Боровков - Тайна гибели Бориса и Глеба

С точки зрения Н. И. Милютенко, «женитьба была вызвана не похотливостью князя, а желанием избежать кровной мести в близкородственном кругу. Женившись на вдове убитого, Владимир предлагал самого себя в возмещение», поэтому «монахиня-гречанка не пыталась мстить князю, зато Святополк расплатился сполна, убив своих двоюродных братьев свв. Бориса и Глеба» {19} 19 Милютенко 2008. С. 138. . По убеждению некоторых исследователей, летописное свидетельство о рождении Святополка от монахини-расстриги следует воспринимать скорее как знак идеологической отмеченности, чем как исторический факт (С. Я. Сендерович) {20} 20 Сендерович 2000. С. 487. Прим. 12. . Как раз в последнем качестве оно интерпретируется в «Сказании страсти и похвалы Борису и Глебу», которое чаще называют «Анонимным сказанием».

Надо сказать, что взгляд его автора на события 1015–1019 гг. существенно отличался от концепции, представленной в летописании, поскольку он придает определенную тенденцию обстоятельствам рождения Святополка: «Мать его, гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он» {21} 21 Абрамович 1916. С. 27–28. ПЛДР. 1978. С. 279. .

Хотя «Анонимное сказание» признает Святополка сыном Владимира, сам факт его рождения представлен как грех язычника. Обратим внимание на еще одну любопытную деталь: в тексте сообщалось, что «от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки — Борис и Глеб». Несмотря на то что произведение было посвящено именно прославлению последних, его «преамбула» акцентировала внимание на Святополке.

Если летописная статья 980 г. попала в летопись до церковного прославления Бориса и Глеба, у летописца вряд ли были основания для того, чтобы отрицать родственную связь по нисходящей линии между Владимиром и Святополком. «Анонимное сказание» было составлено уже после церковного прославления князей-мучеников по инициативе Ярославичей, что вызвало необходимость дистанцироваться от компрометирующего родства со Святополком, тем более что оно, как считают исследователи, «должно было способствовать возвеличению не только святых, но и „рода праведных“, особенно Ярослава» (С. А. Бугославский) {22} 22 Бугославский 2007. С. 253. . В любом случае, и в летописи, и в «Анонимном сказании» эта легенда отвечала задачам Борисоглебской агиографии, позволяя установить символическую связь между «беззаконным» происхождением Святополка и его «окаянными» деяниями. Весьма широк и диапазон интерпретации этой легенды, вплоть до символического отождествления Святополка с Антихристом (И. Н. Данилевский) {23} 23 Данилевский 2004. С. 67, 178. .

Если принять гипотезу о том:, что действия Владимира были продиктованы архаическим правом, действовавшим до Крещения Руси в конце X в., становится понятным негативное отношение к Святополку, сформировавшееся в древнерусской историографии под влиянием духовенства, которое открыло доступ к киевскому двору культурных традиций Византийской империи, хотя, быть может, влияние их на первых порах было не столь уж сильным, как это представляется тысячу лет спустя некоторым исследователям. Достаточно сказать, что наиболее отвечающий житийным канонам памятник, «Чтение о житии и погублении Бориса и Глеба», вовсе замалчивает этот инцидент.

Если древнерусская историография, ориентированная на морально-этические приоритеты, сформировала два образа Владимира — негативный образ язычника и позитивный образ христианина, то историография Нового времени нарисовала портрет князя-реформатора, выступившего инициатором религиозных, правовых и административных преобразований. Мы не будем касаться здесь всех аспектов его деятельности, отметив лишь те, которые имеют ключевое значение для решения интересующей нас проблемы.

Разумеется, среди преобразований Владимира Святославича прежде всего надо отметить принятие христианства в качестве государственной религии, имевшее колоссальное значение для формирования принципиально новой системы ценностей в древнерусском обществе. Данное явление было результатом тесного русско-византийского взаимодействия в IX и особенно в X в.; оно подвело итог длительному поиску религиозных и политических приоритетов, которым, по свидетельству ПВЛ, были озабочены сначала княгиня Ольга, а затем ее внук Владимир. «Пример княгини Ольги, ведшей переговоры о принятии христианства как с Константинополем, так и с Римом и обратившейся за присылкой католического духовенства к германскому королю Оттону I (936–973), показывает, что до Киева дотягивались руки как „первого“, так и „второго Рима“ (т. е. Константинополя. — Д.Б. )» {24} 24 Удальцова 1988. С. 326. . Да и не только… Согласно ПВЛ, сделать Владимира Святославича последователем своей религии пытались иудеи и мусульмане.