Юрий Звягин - Загадки поля Куликова

Мы видим, что действительно объем повести набран главным образом, за счет «лирических отступлений». И все же в Пространной повести достаточно новой информации. Насколько она точна — второй вопрос, и мы этим позже займемся. А пока просто перечислим эту информацию.

Если верить летописям этой группы, у Мамая в войске были не только фрязи, черкасы и ясы, но и армени, и некие бесермены и буртасы. Относительно фрязей с достаточно большой долей уверенности можно утверждать, что это были итальянцы, фряги, как их именовали на Руси. Итальянцы (генуэзцы и венецианцы) имели свои колонии на Черном море, так что теоретически могли наняться к Мамаю, владевшему как раз Крымом и причерноморскими степями. Ясы традиционно ассоциируются с асами или аланами, предками нынешних осетин. Эти сарматские племена жили в то время не только в Предкавказье, но даже, вероятно, и в степях Приазовья, как минимум. Кто такие черкасы? Черкесы? Или предки будущих казаков, которых позже так и именовали черкасами? Но и те и другие жили в пределах Мамаевой Орды, так что вполне могли к нему попасть. В общем, народы, упомянутые в Краткой повести, вполне можно идентифицировать.

А вот с теми, кто появляется в Пространной повести, дело обстоит не так просто. Армени — это, похоже, армяне. Но откуда Мамай мог навербовать армян? Нет, конечно, этот древний торговый народ жил по всему Востоку. Да и вообще в Средние века Армения простиралась еще значительно дальше, чем сейчас. Но дальше — на юго-запад, к Средиземному морю, а не в направлении к Крыму и причерноморским степям. К тому же что-то я не помню, чтобы армяне славились как хорошие воины-наемники. Торговцы они были по преимуществу вне своей родины. И толку от них в войске?

Относительно же буртасов, а тем более бесерменов… Как посмотришь, идентификация этих народов остается сугубо произвольной. Просто по принципу «найти хоть кого-нибудь». Буртасы — это что-то из Поволжья. Их локализуют традиционно южнее волжских булгар. Однако Поволжьем Мамай в тот момент не владел. Мог, конечно, припугнуть кого-нибудь из тамошних беков (потом в булгарских источниках мы увидим аналогичную историю относительно булгар), но особой помощи так не получишь. Бессерменов (бесерменов) же считают жителями ордынских городов. Но главные города были опять-таки по Волге, а не в пределах причерноморских степей. Да и большими воинскими способностями горожане не славились. Так что, вводя буртасов и бесерменов, автор скорее пытается расширить географию владений Мамая до всей Орды, чтобы повысить значение победы русских.

Дальше: появляется подробное описание действий Олега Рязанского. Причем оно — странное. Летописец одновременно говорит и о том, что Олег помогает Мамаю, и о том, что он шлет сообщение о готовящемся нашествии Дмитрию.

Напомним: в Краткой повести говорится только о том, что уже после битвы Дмитрий узнал-де о том, что Олег слал помощь Мамаю и мосты на реках разломал. Что за мосты — не известно, какую помощь — не ясно. Так, ритуальная отписка относительно нехорошего соседа.

Сообщает Пространная повесть о численности русских войск («полтораста тысящ или с двесте» ), о приходе на помощь Андрея Полоцкого с псковичами (помните: псковский летописец почти ничего о битве не знает!) и Дмитрия Брянского. Причем о последнем не сообщается, что он давно уже сидит в пределах Московского княжества, получив в кормление Переяслав, от которого городовой полк приходит под командованием своего воеводы. Таким образом, создается впечатление, что на помощь Москве пришли князья западнорусских земель, хотя на деле это были на тот момент изгнанники, никем, кроме собственных дружин, не командовавшие. Кстати, продолжает ли на момент битвы Андрей Полоцкий быть псковским князем, не известно. Он же в декабре предыдущего 1379 г. участвует в походе московских войск на Трубчевск. И о том, что ходит туда с псковской дружиной, ничего не говорится. Так что, очевидно, Андрей, так же как и его брат, просто-напросто живет в Москве со своей дружиной, фактически находясь на службе у Дмитрия Московского.

Рассказано, что Мамай три недели стоит на Дону (не понять, чего ждет) и посылает к Дмитрию с требованием дани, как во времена Джанибека (то есть до начала смуты в Орде, а не в том размере, о котором они договаривались раньше).

Значительно более подробно описан поход к Дону. Названа дата прихода войск в Коломну — 20 августа. Рассказывается, что после этого « ста у Оки на усть Лопастны». Есть еще одна дата, которую можно проверить: « Начашя възитися за Оку за неделю до Семеня дни в день неделный… А самь в понеделник перебреде своимь двором». Семенов день — это 1 сентября по старому стилю. Но 1 сентября в 1380 г. было субботой, так же, как и 8-е, день самой битвы. Значит, и за неделю до него — суббота, а не воскресенье. Стало быть, добавленная дата не подтверждается. Дальше нам сообщают, что великий князь «прииде к реце к Дону за два дни до Рожества святыа Богородица» (6 сентября) и «повеле мосты мостити на Дону и бродов пытати тое нощи, в канон пречистыа Божиа матерее» . Думаю, правильнее было бы датой переправы считать ночь на 7 сентября. Хотя между исследователями согласия по этому поводу нет. Кое-кто полагает, что переправлялись непосредственно в ночь перед битвой. Ну, это люди не подумали: каково после ночи переправы в условиях утреннего тумана (летописи говорят, что до третьего часа было ничего не видно) выстроить войско и вступить в сражение? Да и медлить было опасно, поскольку тогда берег мог занять противник. А кстати, именно правый берег Дона в этом месте — высокий. И встань там татары, русским было бы крайне затруднительно переправиться.