Максим Зарезин - В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

Но, как мы оговорились вначале, это внешняя канва событий. Постараемся разобраться в их сути. Вернемся к моменту торжества Расстриги. Когда опальный боярин с чувством глубокого удовлетворения встречал известия о приближении войск «царевича», в этом душевном движении чувствуется куда больше ненависти к Годунову, чем радости за стремительный взлет самозванца. В 1605 году Филарет желал поражения Годунова, но никак не воцарения Юшки Отрепьева. Он прекрасно понимал, что у бежавшего холопа и беглого инока теперь другие покровители и другие друзья, которые и выиграют в случае его победы. Правда, Расстрига сделал Филарета митрополитом, а его брата Ивана — боярином, даже прах умерших в ссылке Романовых возвратили для погребения в родные края. Но «Димитрий» и должен был предпринять подобные шаги в отношении родственников своего названого брата Федора Иоанновича, несчастных жертв годуновской тирании, популярных в народе бояр.

Филарет-Феодор и Григорий-Димитрий, несмотря на искушенность первого и самоуверенность второго, наверняка, испытывали некоторую неловкость в общении: слишком интересное прошлое их сближало. Не случайно Расстрига, приветив Никитичей, после держал их в некотором отдалении. Но вряд ли Романовы негодовали за это на «императора Деметриуса», понимая, что режим Самозванца не прочен и его фавориты — «калифы на час». В этом безопасном отдалении они и дождались падения и гибели Самозванца.

В. И. Ульяновский полагает, что во время правления Расстриги Романовы намеревались возобновить попытку 1598 года, когда после смерти бездетного царя Федора они пробовали в противовес рвущемуся к власти Годунову возвести на престол Семиона Бекбулатовича — эдакого вечного зиц-председателя Фунта описываемой исторической эпохи. В то время польские разведчики доносили, что «некоторые князья и думные бояре, особенно же князь Вельский во главе их и Федор Никитич со своим братом и немало других, однако не все, стали советовать между собой, не желая признать Годунова великим князем, а хотели выбрать некоего Семиона». По мнению исследователя, воцарившийся на место Отрепьева Симеон мог обеспечить Филарету патриаршество. В. И. Ульяновский сопоставляет следующие события. Лжедмитрий сначала милостиво принял Семиона во дворце, но в марте 1606 года велел его постричь монахи, и именно в марте Филарет решается на хиротонию и в апреле ее принимает. «Все это связывает его отход от идеи патриаршества с неудавшейся попыткой нового выдвижения Симеона. Лжедмитрий I избавляется от опасности конкуренции испытанным методом пострижения противника» {27} 27 Ульяновский В. И. Смутное время. С. 137. .

Однако план, пригодный в условиях междуцарствия 1598 года, когда шапка Мономаха не обрела еще хозяина, вряд ли подходил для времени правления Дмитрия Иоанновича: одно дело борьба за вакантный престол, другое — заговор против «природного» государя. И был ли смысл рисковать благополучием или даже жизнью ради патриаршего жезла? Тот ли это Париж, который стоит мессы?..

Глава мятежников Василий Шуйский, захватив власть, воздал должное романовскому клану — Ивана Борисовича Черкасского пожаловал чином кравчего, а Филарету пообещал патриаршество. Наступил звездный час «суздальского шубника», как звали князя Василия — в эти недели он прочно владел инициативой, действовал хладнокровно и стремительно. В обстановке смятения, охватившего столицу после гибели Расстриги, он старался продемонстрировать, что новый режим представляет собой не кучку заговорщиков, а опирается на самые родовитые и заслуженные московские фамилии. Здесь невозможно было обойтись без Романовых. Но как только народ узнал об избрании в патриархи ростовского архиерея и пожаловании князя Черкасского, Филарет и Петр Шереметев отправились в Углич.

Василий Иванович не зря собрал такую компанию, понимая, что давние недруги не сговорятся: еще в 1596 году Петр Шереметев, доверенный человек Годунова, бил челом государю на Федора Никитича. Тем временем Шуйский поспешил короноваться и, упрочив свою власть, избавился от Романовых и прочих нелюбезных его сердцу личностей. Черкасский перестал быть кравчим, Филарету пришлось съехать с патриаршего двора, который тот уже было занял. Петра Шереметева оставили в Угличе, а потом отправили на воеводство в Псков. Родственника супруги Филарета — инокини Марфы — Михаила Глебовича Салтыкова Шуйский направил в Ивангород, а оттуда еще дальше на берега Ладоги в Орешек. Князь Рубец-Масальский получил назначение в Корелу.