Коллектив авторов: Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

Настоящая книга строится на этих концепциях и их обсуждении, в то же время предлагая несколько иной подход к данному периоду по сравнению с общепринятыми. Во-первых, географический масштаб насилия требует сравнительного и транснационального анализа {15} 15 Несмотря на недавние попытки написать транснациональную историю Первой мировой войны, глобальная история послевоенных лет еще ждет своих авторов. В число самых последних работ по транснациональной истории Первой мировой войны входит: Kramer A. Dynamics of Destruction: Culture and Mass Killing in the First World War. Oxford, 2008. О глобальных последствиях Парижской мирной конференции см.: Martela Е. The Wilsonian Moment: Self-Determination and the International Origins of Anticolonial Nationalism. Oxford, 2007. . Мировая война, уничтожив династические империи в России, Австро-Венгрии и Османской Турции и создав «кровоточащую границу» на востоке Германии, оставила после себя «зоны дробления» (shatter zones) — большие территории, на которых вследствие исчезновения границ не осталось ни порядка, ни какой-либо определенной государственной власти {16} 16 Выражение «зона дробления» впервые было использовано в: Bloxham D. The Final Solution: A Genocide. Oxford, 2009. P. 81. . По многим из этих зон — хотя и не по всем — проносились волны насилия, во всех случаях имевшие выявляемые причины, требующие анализа и сравнения {17} 17 Обзор межэтнического насилия, сопровождавшего крах мультинациональных империй, см.: Roshwald A. Ethnic Nationalism and the Fall of Empires: Central Europe, Russia and the Middle East, 1914–1923. London, 2001. О хаосе и насилии в сельской России см.: Sanborn J . Drafting the Russian Nation. P. 170–183. . Модная идея о том, что некоторые государства Европы (такие, как Россия, Югославия и Ирландия) по самой своей природе отличаются высоким уровнем насилия, в то время как другим (например, «мирному королевству» Великобритании) это не свойственно, ставит больше новых вопросов, чем снимает старых. Как признавали все историки XX века, «численность жертв» в некоторых регионах континента была намного выше, чем в других. Однако подобные сравнения остаются бессмысленными без изучения материальных, идеологических, политических и культурных факторов, объясняющих эти различия. И один из способов сделать это — изучить географию насилия, в данном случае — военизированного.

Во-вторых, взаимодействие между краткосрочными и долгосрочными причинами послевоенного военизированного насилия требует хронологического подхода, разрывающего традиционные временные рамки Первой мировой войны. Изучение только событий 1914 — 1918 годов в большей степени имеет смысл в отношении победоносных «западных великих держав» (Великобритании, Франции и США), чем в отношении большинства стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, а также Ирландии. Катаклизм 1914–1918 годов представлял собой эпицентр цикла вооруженных конфликтов, начавшихся в некоторых частях Европы в 1912 году, когда в Ольстере были созданы военизированные группировки, ставившие своей целью сохранение унии с Великобританией, и начались Балканские войны, сначала практически ликвидировавшие владения Османской империи в Европе, а затем столкнувшие Болгарию с ее бывшими союзниками из-за спора о Македонии и Фракии {18} 18 Hall R. The Balkan Wars, 1912–1913: Prelude to the First World War. London, 2000; Höpken W. Performing Violence: Soldiers, Paramilitaries and Civilians in the TwentiethCentury Balkan Wars // Lüdtke A., Weisbrod B., Bessel R. (Ed.). No Man’s Land of Violence: Extreme Wars in the 20th Century. Göttingen, 2006. P. 211–249. . Цикл насилия продолжался до 1923 года, когда Лозаннский мирный договор, определивший территорию новой Турецкой республики, покончил с греческими территориальными притязаниями в Малой Азии, приведя к крупнейшему принудительному обмену населением до Второй мировой войны {19} 19 Gingeras R. Sorrowful Shores: Violence, Ethnicity and the End of the Ottoman Empire, 1912–1923. Oxford, 2009. . Завершение в том же году гражданской войны в Ирландии, относительное восстановление равновесия в Германии после оккупации Рура и окончательный переход к новой экономической политике в России после смерти Ленина в 1924 году являлись дальнейшими подтверждениями того, что данный цикл насилия исчерпал себя.

В-третьих, период, начавшийся в 1917 году, был отмечен провозглашением конкурирующих идеологий, сформировавшихся к 1923 году в новых государствах и в системе европейских международных отношений. Истоки этих идеологий также скрывались в далеком прошлом, восходя к 1870-м годам — к десятилетию стремительных культурных, социоэкономических и политических изменений. Переход к новым формам массовой политики, затронувший большую часть Европы и связанный с избирательными реформами 1870-х годов и с возникновением массовых движений, опиравшихся на идеи демократизации, социализма и национализма, надолго изменил европейскую политику и интеллектуальные дискуссии. Революционный социализм и синдикализм бросали вызов парламентской демократии, еще отнюдь не консолидировавшейся в качестве преобладающей формы государства. Новые варианты национализма (иногда с демократическим привкусом, иногда откровенно враждебные к либеральной демократии) стали источником внутренних кризисов в Османской, Романовской и Габсбургской империях, власти которых, в свою очередь, пытались упрочить свой авторитет посредством решительных демонстраций силы как внутри страны, так и за границей.