Пауль Кёрнер-Шрадер - Дневник немецкого солдата

— Отпусти ты ее. Напишешь в рапорте, что умерла.

— Это не так просто, — сказал унтер-офицер. — На каждого умершего в пути я обязан представить свидетельство от местного коменданта. На тех, что подохли, у меня документы есть. Но вот одна утонула в реке, когда я разрешил им попить. Теперь мне нужно поймать какую-нибудь бабу на ее место. А то не хватит.

— Я, пожалуй, помогу тебе, если хочешь, — сказал я унтеру. — Обожди меня здесь.

Придя в госпиталь, я достал из сейфа один из подписанных главным врачом чистых бланков, поставил печать и написал:

«Свидетельство о смерти.

Двенадцать женщин из колонны, конвоируемых охранным отрядом № 314, умерли от истощения». Дата и подпись (подпись уже стояла под документом), я пришлепнул еще одну печать.

Унтер-офицер Руди Бродд сунул мне в руки буханку хлеба.

Я выбежал на улицу. Танки уже заворачивали за угол, и над улицей разносились окрики охранников: «Готовьсь! Подтянись! В дорогу!»

Колонна живых трупов вот-вот должна двинуться с места. Я сделал старухе знак остаться, но она поплелась за остальными. Девушка, шедшая рядом с ней, крикнула мне, что, если они отстанут, в них будут стрелять.

Нагнав унтер-офицера, я вручил ему свидетельство о смерти и буханку хлеба.

Он подошел к старухе и оттолкнул ее в сторону от колонны. Молодая девушка и еще какие-то женщины бросились за ней. Тут же раздался окрик шедшего за колонной охранника, он вскинул винтовку.

— Не трогай, — сказал я ему строго. — Они будут работать в госпитале, картошку чистить. Я выдал вашему унтеру соответствующий документ.

Охранник опустил винтовку и побежал к унтеру в голову колонны.

Тот уже разламывал мою буханку, и ему, видимо, было в этот момент не до пленных. Он сунул солдату кусок хлеба и махнул мне рукой, показывая, что все в порядке. Сейчас ему действительно было на все наплевать: вместе со старухой сбежали четыре женщины, девять умерло в пути, из них на восемь у него собраны справки, значит ему сейчас нужен документ на пятерых. Я же выдал ему свидетельство о смерти двенадцати человек. Запас есть. Унтер счел сделку выгодной и спрятал свидетельство в карман.

А женщины убегали, все еще не веря своему счастью. Они добрались до каких-то развалин, подхватили старуху на руки и скрылись там, вероятно, так и не поняв, почему по ним не открыли огонь.

Мы думали, что нам станет легче: широкую колею железной дороги перешили на узкую, и теперь не нужно было перегружать раненых. Эшелоны с бензином, боеприпасами и людскими резервами должны без задержки идти на восток. На запад — санитарные поезда.

Но внезапно все изменилось. Командование приказало отправлять на Запад в первую очередь не раненых, а трофейный скот. Что у нас из-за этого творится, не описать. Класть людей некуда, лечить нечем, ухаживать за несчастными некому. Всюду грязь, смрад, кровь, вонь, вши. Врачи — не врачи. Это костоправы, портные, кое-как врачующие полумертвых людей, коновалы, лечащие все болезни борной мазью и какими-то бесполезными таблетками.

Что-то совсем не слышно голосов наших молодых оптимистов. Трудно подвести «идейное обоснование» под эту дикость. Люди мрут, а скот увозят на Запад. Очевидно, гибель брошенных на произвол судьбы раненых назовут «геройской смертью». Десяток-другой умрет и освободит целый вагон для перевозки трофеев. Это приносит двойной доход. Все равно десяток изуродованных «героев» уже не причислишь к войску, которому суждено нанести «последний удар по азиатской пустыне». Они — обуза для командования, и можно подумать, что они проявляют патриотизм высшей марки, позволяя схоронить себя здесь, на кладбище «героев». Зато высвободившийся транспорт можно использовать для перевозки овец, коров или текстиля со складов Бреста. Ведь все это для фронта. Как мы сейчас узнали, вместе со скотом отправляют согнанных отовсюду местных жителей — рабов для наших военных концернов, для владельцев, наживающихся на войне. Так что изувеченные немецкие солдаты, умирающие «героической» смертью на заплеванном полу нашего госпиталя, платят «высшую дань германскому вермахту, который никогда и ни за что не будет побежден».

Транспортная колонна № 563 останавливается на ночь в большом сарае спортивного клуба в Бресте, рядом с нашим эвакогоспиталем. Ночью ехать нельзя. Возможно нападение партизан. Оставлять машины на шоссе тоже нельзя: их подожгут.

Большинство водителей в этой колонне — из Гамбурга. Среди них есть несколько молодых датчан, так называемые «добровольцы». Я думал, что они датские фашисты, это племя расплодилось повсюду. Но обер-ефрейтор Добман, старый портовый грузчик, рассказал мне, что это за «добровольцы» и как они попали в транспортную колонну.