Игорь Андреев: На пути к Полтаве

Наконец, был еще один человек, не желавший видеть рядом с царем Наталью Кирилловну. То была царевна Ирина Михайловна, старшая сестра Тишайшего, несостоявшаяся невеста датского принца Вальдемара. Алексей Михайлович почитал и любил ее, уважительно называя в письмах «матушка». Влияние Ирины Михайловны никак нельзя недооценивать. И если в конце концов вышло не так, как она того желала, то причина могла быть только одна — привязанность Алексея Михайловича к Нарышкиной перевесила привязанность к «матушке».

Неудивительно, что при таком раскладе свадьбу могли расстроить лишь серьезные обвинения вроде «измены», «воровства», «колдовства». 22 апреля в Кремле было поднято два подметных письма. Текст писем не сохранился. Приказные предпочли передать содержание иносказательно, как часто делалось при изложении «воровских», «непригожих» слов о государе. «Такого воровства и при прежних государях не бывало, чтобы такие воровские письма подметывать в их государских хоромах, а писаны непристойные [слова]…» (Конца нет.) Похоже, что в подметных грамотках фигурировали и «корешки». Позднее Артамон Сергеевич вспоминал о них в послании к царю Федору Алексеевичу: противники «хотели учинить Божьей воле и отца твоего государева намерению и к супружеству второму браку препону, а написали в письме коренья». Корешки — это уже колдовство, извечное «ботаническое» проклятие российской истории, попытка с помощью темной силы подчинить волю самого государя. Тогда «корешков» все боялись, а Романовы — вдвойне. В свое время гонение Бориса Годунова на клан Романовых началось именно с «корешков», обнаруженных в доме Александра Никитича Романова.

Алексей Михайлович принял случившееся очень близко к сердцу. Но вовсе не версию «корешков» и колдовства, а само «воровство» — подброшенные подметные письма. Первое подозрение пало на Ивана Шихарева. Тем более что в его доме при обыске нашли… травы. Царь приказал боярам допросить Шихарева. Последний отмел все обвинения — писем не писал и не подметывал. Но тут выплыли на поверхность все его проделки с избранием Авдотьи и хвастовство о том, будто его племянницу уже взяли во дворец, тогда как Нарышкину, напротив, из дворца свезли. Иначе говоря, он уже все решил за царя.

Поскольку расспросы Шихарева о происхождении писем ясности не внесли, подозреваемого отдали в руки заплечных дел мастеров — жечь и стегать кнутом. Шихарев держался крепко и стоял на своем — не виновен. Следствие зашло в тупик. Однако подметные грамотки «с измышлениями» сильно распалили Алексея Михайловича. Теперь он совсем не походил на того боязливого юношу из 1647 года, который до такой степени доверился Морозову, что безропотно пожертвовал милой его сердцу Всеволожской. Ныне такое случиться не должно было.

Тишайший решился преподать всем урок, как противиться его воле.

Дело стали раскручивать с другого конца. 24 апреля принялись сличать почерки подьячих и дьяков с почерком подметных писем. Для этого приказным велено было написать несколько слов, взятых из писем. Слова специально подобрали так, чтобы смысл посланий остался для окружающих темен. Тем не менее кое-что уловить и предположить можно. Приказные под диктовку писали: «…Рад бы я сам объяви(ть) и у него письма вынел и к иным великим делам», — т. е. подметчик намекает на известные ему еще какие-то преступления, помимо уже объявленного «великого дела» (о царской женитьбе?), причем не голословно, для доказательства есть некие документы — письма.

Далее следовало вывести слово «Артемошка», которое, кажется, и было ключом ко всей интриге. Ведь «Артемошка» — это Артамон Сергеевич, покровитель Нарышкиной. Получалось — вроде бы целились в Наталью Кирилловну, но стреляли в Матвеева!

Однако сличение почерков успеха не принесло. Признано было, что иные «почерком понаходят», но «впрямь» ни один «не сходится». Смятение не улеглось. Всем было понятно, что дело здесь нечистое и замешаны люди, вхожие в государевы комнаты. Ясно было и то, что в передрягу с названием «царские смотрины» со своими раскрасавицами дочерьми без сильного заступника лучше не соваться — затопчут. Петр Кокорев в сердцах даже посоветовал всем дворянам дочерей-невест «в воду пересажать, нежели их Верх к смотру привозить».

Между тем разгневанный Алексей Михайлович не унимался. 26 апреля прибегли к последнему средству. С Красного крыльца московским дворянам были показаны подметные послания и объявлено о большой награде тому, кто назовет или приведет их автора. Не помогло и это. Награда осталась невостребованной. Так история с подметными письмами ничем и не окончилась, перейдя со временем в разряд неразгаданных исторических загадок. Но, однако, из каких случайностей сплетается история! Нашлись бы силы, сумевшие переубедить царя, заставить поверить в изъяны Натальи Кирилловны, как это случилось со Всеволожской, и не было бы брака с ней, и не родился бы царь Петр. Дальше это «не» должно выстраиваться длинной цепочкой, возможно, где-то и прерывающейся. Тем не менее у страны получилась бы совсем другая история — без Петра Великого.