Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Европу - германский натиск

Тем не менее нельзя отрицать ни реальности, ни масштабности миграций. Вероятно, они были связаны с взрывом номадизма между V и XI вв., затронувшим не только холодные степи, но и субтропические пустыни древнего мира (нашествия арабов и сельджуков, возрождение кочевничества у берберов Северной Африки). Стоит ли здесь говорить о климатических колебаниях? Эта гипотеза соблазнительна, но историческая климатология еще не вышла из поры младенчества. В отношении Африки ученые настроены скептически. Русские и венгры питают к этой теории большее доверие, пытаясь с ее помощью объяснить переселение авар и мадьяр. Во всяком случае, прекращение миграций в западном направлении в целом явилось результатом оседания в полувлажных областях. Поскольку кочевнику в степи, чтобы прокормиться, требуется в десять раз больше пространства, чем крестьянину на своем поле, эти человеческие волны могли одна за другой достигать Паннонской равнины и накапливаться там, не создавая в итоге перенаселения.

Вклад степных народов в созидание Европы несопоставим с заслугами германцев. Тем не менее он был важен в ближайшей перспективе. Они принесли на Запад предметы, оружие и украшения, изготовленные восточными ремесленниками, и тем самым — вопрос о степени их влияния остается спорным — положили начало обновлению в области эстетики и технологии. [23]Престиж гуннов был достаточно высок, чтобы впоследствии Аттила стал одним из центральных персонажей германского эпоса, а некоторые германцы (бургунды) даже начали подражать диковинной практике деформации черепа. Тактика степной кавалерии привела к переменам в военном искусстве Византии и Персии, в результате чего растущее значение стало придаваться конным лучникам. Некоторые авторы даже верят в возможность институциональных влияний, весьма гипотетических.

Похоже, что Китай для кочевого сообщества был более привлекателен, чем Запад, и европейская сторона его истории, наверное, менее значительна, чем азиатская. Впрочем, между ними прослеживается любопытная симметрия: на горизонте Византии и китайских столиц [24]этапы развития кочевников в контакте с оседлыми народами оказываются почти одинаковыми, как и дипломатические реакции древних империй. В обоих случаях оседлый народ постоянно стремится использовать одних варваров как орудие против других, более далеких, и не покорять кочевников напрямую, а сеять рознь между ними.

В нашу задачу не входит воссоздание картины поздней Римской империи в последней фазе ее упадка. В других работах мы уже читали о том, как строилось и рухнуло это тоталитарное государство, почти постоянно находившееся на осадном положении, обеспечивавшее с помощью жестоких мер выживание узкого правящего класса, состоявшего из образованных сенаторов и суровых военачальников. Мы наблюдали, как ортодоксальная церковь завоевала господствующее положение, согласившись существовать в тех рамках, которые ей отводили светские власти. Мы видели, как на Западе экономическая жизнь деградировала, в то время как Восток продолжал процветать. [25]И здесь мы должны будем напомнить о судьбах всего двух институтов — армии и империи, — чтобы показать, каким образом их распад подготовил победу варваров.

Подвергаясь нападениям вдоль всех своих границ, римскому обществу пришлось осознать необходимость военных реформ, о которых мы, впрочем, мало знаем. Наш главный источник, La Notitia dignitatum (Список должностей) (ок. 428–430 гг.), представляет собой собрание разрозненных документов, содержащих сведения о римских армиях: на Востоке (несомненно армии Диоклетиана), на большей части Запада (армии Константина) и на рейнской границе (армии Юлиана) [26]. Список показывает, что в IV в. римляне все большее предпочтение отдавали не линейным оборонительным рубежам вдоль берегов Рейна и Дуная, а полевым армиям, находившимся под командованием императора или магистров войска [27], способных незамедлительно вступить в бой на опасных участках. Конечно же, правительство никогда не делало сознательного выбора между этими двумя формами обороны — скорее этого потребовала жизнь. Если значительные вооруженные силы и оставались без движения долгое время, охраняя limes или их береговые аналоги, litus saxonicum (саксонский берег) [28]в Галлии и Британии, то, по-видимому, это были войска второго эшелона. На самом деле в V в. ни на самой границе, ни на побережье не произошло ни одной решающей битвы. Районы, защищаемые только ripenses (прибрежной охраной) или limitanei (пограничными войсками), были принесены в жертву, как, например, Британия после 407 г. и Норик.