Михаил Гурвич: Бои на Карельском перешейке

Подыскала себе заместительницу, получила назначение в дивизию. И вот наступил день, когда я с двумя подругами выехала на автобусе к фронту.

До поздней ночи, жестоко страдая от мороза, искали мы дивизию, но так и не нашли. Заночевали в госпитале. Не успели заснуть, слышим знакомый голос за дверью:

— Антонова не здесь ночует?

Я выбежала. Оказывается, женорганизатор округа тов. Логинова привезла в четырех машинах подарки для бойцов. Решили ехать вместе. В госпитале нас уговаривали:

— Оставайтесь работать здесь. Ваша дивизия — на линии огня!

Но мы решили обязательно найти свою дивизию и работать там, ближе к фронту.

И вот мы попали в новую, еще более суровую обстановку. Линия фронта — в нескольких километрах. Устроились в землянке, только что вырытой, совсем не оборудованной. От усталости я заснула мертвым сном, а утром — хочу встать и не могу. Оказалось, стены землянки подсохли от тепла нашей печурки и обсыпались понемногу, так что я очутилась под песком. Где-то рядом рвутся снаряды. Страшно. Тов. Логинова поглядела на нас и спрашивает:

— Ну, что, девушки, может, обратно поедем, в госпитале поработаете?

Мы, конечно, категорически отказались.

Первые шесть дней работали при штабе дивизии. Наладили командирскую столовую: оборудовали землянку, сами готовили обеды, заботились о том, чтобы командиры всегда имели горячую пищу.

Ни от какой работы не отказывались. Когда в красноармейской столовой заболел повар, пошли туда, стряпали. Наконец, началось наступление, и нас перебросили в санитарный батальон в качестве медицинских сестер.

Я попала в сортировочную палатку. Сюда привозили раненых прямо с поля боя, иногда даже без первичной перевязки. Каждого из них надо обогреть, напоить, накормить, выяснить, какая требуется помощь, и в зависимости от ранения отправить в хирургическую палатку или в малую перевязочную.

Условия в палатке — походные. У нас нет ни коек, ни других удобств, — ведь раненые здесь долго не задерживаются. Людей привозят с мороза, все просят пить, стремятся к теплу. А палатка раскинута прямо на ледяной земле. Мы вышли из положения — набросали побольше веток на пол, а сверху постелили брезент. Печки топили все время, очень заботились о том, чтобы всегда имелись дрова. Особенно трудно было с водой — были случаи, когда белофинны отравляли колодцы. Иногда приходилось ездить за водой за несколько километров. Можно растапливать снег, но это очень невыгодно: наложишь полный котел, а растает снег — и воды-то всего четверть бака! Все же мы всегда держали наготове крепкий чай.

В первый же день я поняла, что нужно крепко держать себя в руках, вложить всю душу в то, что делаешь. Условия трудные, работа спешная, в твоих руках — жизнь людей, защитников Родины. Каждому надо быстро и умело помочь, каждого приободрить, утешить, а тут сама расплакаться готова. Помню, когда я впервые вступила на дежурство, привезли очень тяжело раненного. Он попал на мину, был весь опален, трудно разобрать — где раны, где ожоги. Я стала раздевать его, а сама еле на ногах держусь, руки трясутся, слезы застилают глаза… Врач посмотрел на меня и сказал:

— Выйдите из палатки!

Я вышла, бросилась прямо на снег и разрыдалась. Потом опомнилась: что же это я делаю? Взяла себя в руки, умылась снегом, пришла обратно. Больше такой слабости уже не допускала и постепенно выработала в себе выдержку, силу воли, решительность.

Медицинская сестра в боевой обстановке должна быть умелой, спокойной, ласковой, внимательной. Надо не только облегчить страдания, по и всегда найти нужное слово, чтобы успокоить и обласкать человека.

Однажды привезли старшего лейтенанта. Он был в тяжелом состоянии. Только я уложила его, он кричит:

— Сестра, подите сюда!

Я подхожу.

— Ну что, родной?

— Вышку взяли?

Я, не моргнув, ответила:

— Взяли!

— Не обманываешь?

— Честное слово, — говорю, — взяли полчаса назад. И твой заместитель — это прекрасный командир. Он первым взошел на вышку…

У раненого на лице мелькнула такая блаженная улыбка, что я никогда в жизни ее не забуду.

— Я в нем и не сомневался, — сказал он и руку мне пожал с благодарностью.

Потом он потерял сознание. Бредил. И в бреду командовал ротой.

Вспоминается и другой случай. Привезли тяжело раненного бойца. Он в бессознательном состоянии. Слышу — зовет:

— Катюша! Катюша!

Подошла, положила руку на его лоб и говорю:

— Я здесь, милый, я здесь.

— Ты меня любишь, Катюша? — спрашивает.