Роджер Мэнвелл - Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера

Доктор Герштенмайер весьма настойчиво убеждал автора, что Мольтке сильно преувеличил пацифизм, как его собственный, так и «группы Крейсау», и что принцип неприятия насилия, ассоциирующийся с группой Мольтке, есть не что иное, как миф, который следует развеять. Герштенмайер утверждает, что лично убедил Мольтке в необходимости физического устранения Гитлера как условия, без которого невозможно достичь успеха переворота. Все члены кружка, регулярно собирающегося в доме Йорка в Лихтерфельде, в конце концов прониклись мыслью о необходимости применения силы. В то же время графиня Мольтке в одном из заявлений прессе сказала «Вы должны понимать, что единственной силой, которая могла физически устранить Гитлера, была армия. Мой муж всегда понимал, что они не смогут претворить в жизнь заговор против Гитлера. Это была одна из причин, по которой он был изначально против убийства Другой причиной был тот факт, что он рассматривал национал-социализм как яд, существовавший не только в Германии, но во всем мире — в глубине человеческих душ. Поэтому он считал, что единственный способ избавиться от этого яда — дать возможность нацизму изжить себя»

Герделер, по словам Риттера, неустанно трудился, встречался с видными деятелями по всей Германии, стараясь создать в преддверии переворота качественный кабинет, который всесторонне рассматривал бы любую проблему, принимая во внимание все политические и религиозные мотивы. Риттеру он предложил пост министра культуры. Риттер отказался. Он утверждает, что Герделер никогда не упоминал в процессе этих переговоров фамилии различных кандидатов.

Аксель фон дем Бусше впервые встретил Штауффенберга непосредственно перед этим покушением и отозвался о нем как о «спокойном и невозмутимом человеке с сильным темпераментом». Будучи католиками, они обсуждали моральные аспекты планируемого ими убийства, и Штауффенберг сказал (по словам Бусше): «У нас, католиков, более легкий подход к проблеме, потому что это уже стало общепринятой традицией католической церкви, что при определенных обстоятельствах на подобное можно пойти». По утверждению Бусше, были подготовлены и зарыты в лесу в Восточной Пруссии две бомбы. Они находились недалеко от ставки и однажды чуть не попали в руки охранников. Небольшому запасу британских бомб, полученному через абвер, пришлось пережить много приключений. Одно время Штифф держал их под своей кроватью. Фрау Кламрот, вдова полковника Бернарда Кламрота, вспоминала, что ее муж в 1944 году довольно долго держал бомбу в ящике письменного стола их берлинской квартиры. Упоминают и о лейтенанте Йозефе Гофмане, который в феврале 1944 года явился к Штиффу и вызвался совершить покушение на Гитлера, выступив в роли камикадзе. Все было подготовлено, но Гитлер, по своему обыкновению, изменил свои планы, и покушение не состоялось. Еще с одной неудачной попыткой связано имя Гюнтера Гереке, коллеги Лангбена и Попица. Гереке собирался застрелить Гитлера из снайперской винтовки из окна отеля «Кайзерхоф», но Гитлер появился не там, где его ожидали, и оказался вне досягаемости выстрела.

Тротта цитирует агент в Швейцарии, через которого он контактировал с Даллесом: «Конструктивные мысли и планы послевоенного развития Германии поступают от русской стороны, а демократические страны не делают никаких предложений, касающихся будущего Центральной Европы. Социалистические лидеры Германии подчеркивают необходимость заполнить этот вакуум, причем как можно скорее. Германские лидеры профсоюзов опасаются, что, несмотря на военную победу, демократии потерпят крах, и существующая диктатура в Центральной Европе будет попросту заменена на другую».

Ультиматум так и не был послан в ставку Гитлера до 21 июля. А по утверждению Шпейделя, он был передан только 25 июля.

Фон Хефтен, адъютант, сопровождавший Штауффенберга 20 июля, 6 июля был болен, и его место занял Клаузинг.

По утверждению Уиллера-Беннета, автора «Немезиды», Штауффенберг действовал по собственной инициативе, отказавшись от покушения, и никуда не звонил.

Графиня фон Штауффенберг рассказала авторам, что летом 1944 года жила в загородном доме в Лаутлингене. В июле она находилась на третьем месяце беременности. Ее дочери предстояло родиться в январе 1945 года в тюремной больнице. Приведенное нами здесь описание встречи Гизевиуса и Штауффенберга показывает непростые отношения, существовавшие между этими людьми. Гизевиус, который специально, рискуя жизнью, приехал из Швейцарии, чтобы принять участие в перевороте, чувствовал, что ему не позволяет занять достойное место в этом действе Штауффенберг, бывший, по его мнению, новичком в Сопротивлении. А Штауффенберг, пребывавший в то время в сильном напряжении, был раздражен вмешательством в его дела гражданского лица, которого он к тому же совсем не знал. Находясь в Берлине, Штауффенберг жил в квартире одного из членов семьи в отведенных ему двух комнатах. Графиня сказала, что, по ее мнению, за установку бомбы должен был отвечать Штифф.