Ганс Рефельд - В ад с «Великой Германией»

16 марта 1945 г.Рано утром я с помощью бинокля проверил, не приблизились ли русские ночью с востока от Варгиттена. Мои огневые в Поплиттене защищены с востока маленьким озером, которое находится на границе возможного сближения с противником. Перед железнодорожной линией посередине между нами — кустарник, который может послужить хорошим укрытием врагу во время атаки. Пока иван не наступает. Моя радиосвязь с огневой позиции наладилась. Но когда я однажды встал у окна, чтобы понаблюдать, неожиданно что-то коротко сверкнуло и затем раздался грохот. Снаряд ударил прямо по кирпичной стене. И затем еще раз — «Бумм!» Вслед за этим — свист снаряда. Это может быть очень опасно. С тех пор мы с артиллерийским наблюдателем очень осторожно крадемся вверх к окну, чтобы выяснять, какие изменения в обстановке произошли перед нами. Противник стреляет по самым уязвимым частям дома путевого обходчика. В результате кирпичи так и летят по всей прилегающей территории. При этом моя радиостанция снова выходит из строя и обрывается связь с огневой позицией. Теперь русские начинают стрелять из орудий и не только в нашу сторону, но и по территориям, где, как они предполагают, могут находиться «фрицы». Спектакль начинается! Иван действует! Далеко перед нами на рельсах я различаю замаскированный танк «Иосиф Сталин». Между тем мой связной восстановил радиосвязь, и я смог сообщить командиру роты о моем наблюдении. Я заявил, что мог бы корректировать огонь по танку или бронетранспортеру, если они приблизятся. «Вздор, Рехфельд, это вовсе не танк, а упор рельсового пути или покосившийся телеграфный столб!» Я продолжаю наблюдать за этим «столбом», и уже очень скоро выясняется, что путевой упор способен двигаться, а телеграфный столб не что иное, как ствол пушки! Этот танк упорно стреляет в направлении Поплиттена, где находится командный пункт полка и наблюдательный пункт командования легких пехотных орудий, которые готовятся к стрельбе. После них на очереди будем мы! Все чаще наши развалины дома путевого обходчика вздрагивают от воющих осколков танковой пушки. Верхние этажи уже обрушиваются. В коротких перерывах между обстрелом я бегу наверх, чтобы посмотреть в свой «глазок». К моему ужасу, я вижу, что уже семь или восемь танков находятся в нескольких сотнях метров до линии обороны нашей пехоты. Они уже разворачиваются широким фронтом. Танк «Иосиф Сталин», этот «путевой упор с телеграфным столбом», катится с безобразным хрустом гусениц прямо по рельсам — сталь на сталь — точно на нас. Его пушка, если смотреть с моей позиции, вроде бы повернута влево в направлении Поплиттена. А там наши огневые позиции и командный пункт полка! Я начинаю стрелять из минометов по сидящей на броне пехоте, и тогда танкисты разворачивают орудие в ту и другую стороны! Мина 8,14-см, посланная сверху на танк, смогла бы легко его уничтожить, если бы дизельное горючее из бочек, укрепленных позади танка, начало гореть! К сожалению, этого мне не удалось. В то время как я стоял, опершись на стену, на меня внезапно прыгнул большой сенбернар. Я стараюсь освободиться от животного, мучительно ища защиты. Новый снаряд пробивает крышу домика, в проем опускается дымовая труба и вместе с глыбами кирпича полностью разрушает мою радиостанцию. Ее уже невозможно отремонтировать! Артиллерийский наблюдатель предоставляет мне для сообщения командиру батальона свою. Он проинформировал, в свою очередь, командный пункт полка. Без рации я уже не мог командовать минометчиками, и мои командиры отделений вынуждены теперь действовать самостоятельно. Лейтенант, который сидел в подвале с танкистом, вышел к нам. Телефонный кабель прерван. Он пошлет на линию телефониста, и связь будет налажена. Но радоваться слишком рано! Телефонист находит обрыв, но не в состоянии поправить дело из-за обстрела. Когда выходит на линию следующий связист, начинается такой сильный обстрел из танковых орудий, что глыбы камня и осколки летят прямо мимо моих ушей. Почему не стреляет наше противотанковое орудие? А, вот в чем дело! Оно, видимо, повреждено падающими глыбами камня и кирпичами из стены. Я думаю, что в этом случае не ушел бы от орудия и попытался его исправить. В это время пришел обер-фельдфебель из обслуги зенитного орудия и сообщил, что и оно повреждено упавшим телеграфным столбом во время обстрела. «Его уже не исправить! Проклятье!» Положение здесь становится угрожающим! Из подвала я слышу громкий словесный поединок между лейтенантом и унтер-офицером связи. Последний отказывается идти еще раз на линию при таком сильном обстреле танками. Чисто по-человечески я могу понять этого унтер-офицера, но идет война, и здесь приходится рисковать жизнью. А приказы должны выполняться! Без связи я не могу стрелять, и никакие приказы командования до нас не дойдут. Правда, я хорошо понимаю, что этому лейтенанту легко отдавать приказы, сидя в подвале, однако он никогда не решится сам выйти наружу. Затем мы видим, как первые пехотинцы покидают домик обходчика, спасаясь от обстрела русских. Они идут к железной дороге на новые позиции. Танки продолжают медленно двигаться, стреляя из своих орудий. Теперь я могу держать связь только с помощью рации артиллерийского наблюдателя и лишь с его огневой позицией. Русские наступают на нас повсюду. И как раз в сфере обстрела нашими шестиствольными химическими минометами. Наконец артиллерийский лейтенант устанавливает связь с командным пунктом батальона и, к счастью, получает согласие оказать нам помощь своими шестиствольными минометами. Это даст нам небольшую передышку. Мы оба стоим наверху, на чердаке дома путевого обходчика, и ждем обещанного залпа. Минометчики должны стрелять по карте, так как они не пристрелялись заранее. Наконец мы слышим рев мин. Ха-ха-ха! Сейчас все небо содрогнется от звука этих «скрипок». Я пристально смотрю на русские танки. Теперь должны уже взрываться мины! Сначала появляются только маленькие белые облака, затем летит вверх земля. А где взрывы? Что там происходит? Да ведь минометчики стреляют только дымовыми минами! Перед нами возникает плотная стена тумана. Мы уже больше ничего не видим. Сейчас было бы в самый раз отступить. Но мы должны держаться! Пусть русские узнают, что такое немецкий шнапс! Но противник приближается к нам. Мы слышим шум моторов. И крики «ур-ра!» Танки подходят все ближе, а у нас нет никакого противотанкового оружия. Только фаустпатроны в подвале. Перед нами из тумана выползает, как допотопное чудовище, с хрустящим, неистовым скрежетом гусениц танк, катящийся по железнодорожным рельсам. Вот он уже в пятидесяти метрах перед нами. Пушка танка направлена вправо, к фольварку Поплиттен. «Тут нам делать нечего», — говорит артиллерист, но затем менее чем в десяти метрах перед нами внезапно появляется танк. Но это не Т-34, как мы сразу же поняли. Это тяжелый танк. Мы с лейтенантом прижались друг к другу, когда этот танк дошел до угла дома путевого обходчика. Но пушка по-прежнему указывает на Поплиттен. Танк должен открыть огонь! И действительно, он стреляет дважды. Мы отчетливо чувствуем взрывную волну. Внизу, в подвале, раздаются испуганные крики. Я командую: «По танку — огонь!» Однако оттуда никто не появляется! Итак, у нас в запасе только два фаустпатрона. Мой связной (обер-ефрейтор Хюнхен) стоит на коленях на лестнице, ведущей в подвал, и передает нам фаустпатроны. Артиллерийский лейтенант берет первый и целится в танк. Я советую: «Стреляй в основание башни!» Лейтенант стреляет! Граната летит в нескольких сантиметрах от башни и взрывается где-то позади на земле. Теперь остался еще только один фаустпатрон. Я тщательно прицеливаюсь и стреляю. Под башню. Раздается треск ломающихся балок стены дома. И никакого взрыва. Иван только понюхал дым от выстрела. Он поворачивает башню к нам, мы оба бросаемся в подвал за третьим фаустпатроном. Я хватаю его и прыгаю за угол дома. Ствол пушки смотрит прямо на меня! И затем дела идут очень быстро! Глаза застилает, а затем — взрыв. «Он горит! Горит! Беги быстрей!» — кричит тем временем лейтенант и несется назад вдоль линии железной дороги. Теперь я вижу повсюду бегущих солдат и приказываю: «Быстро из дома! Сейчас иван будет здесь!» Затем я мчусь слева от железной дороги к лейтенанту. Мой связной, обер-ефрейтор Хюнхен, что было сил бежит к огневой позиции. Большой сенбернар мчится за ним. После этого я уже не видел их обоих. Танки стреляют в направлении Поплиттена и Пёршкена. Лейтенант на бегу обращается ко мне: «Я подтверждаю! Вы стреляли по танку. Скажите мне ваше имя и адрес воинской части!» Однако в данный момент это меня совершенно не заботит. Только прочь и в укрытие! Затем я хочу по возможности быстро добежать до позиции моих минометчиков и затем уже вернуться к другим заботам. Но кто знает, где затерялся этот лейтенант? Пройдя 200 м, мы отдыхаем в маленьком жестяном домике телефонистов.