Ганс Рефельд - В ад с «Великой Германией»

Подхожу к командиру батальона и докладываю: «Господин обер-лейтенант, отделение уже на месте. Господа прибыли!» Командир отделения и командир взвода останавливаются в прихожей. Батальонный встает с кресла и идет к ним, приветствует и говорит: «Прекрасно, Хиннерк. Хорошо, что вы пришли. Садитесь, пожалуйста!» Он подает обоим гостям руку. С легким поклоном они садятся за стол. Наш командир интересуется, какие у них силы, вооружение, сколько боеприпасов и каков моральный дух людей, откуда прибыли рядовые и т. д. Связной вновь прибывших объяснил, почему они ехали так медленно. Все новички — совершенно неприспособленные к боевым действиям люди (как об этом уже предупредил нас связной). Эти пехотинцы, старики и молодые, уже показали всю свою неорганизованность при малейшей опасности. Я не предвижу ничего хорошего от пополнения. Они сразу же заняли дома, в которых еще можно было укрыться. Хорошо еще, что деревня в наших руках. Командир сборного отделения говорит совершенно откровенно об этом «элитном подразделении». Он завидует нашему командиру, так как в его «прославленном» батальоне действительно воюет элита. Потом он вытаскивает бутылку водки из сумки и промывает горло. Малыш Фельдбермауер, идеальный связной, вынимает из сумки еще три бутылки водки! Господа пьют за наше военное счастье и благополучие. Наконец бутылка попадает к нам, унтер-офицерам и обер-фельдфебелям. Наш командир меняет ситуацию. Он рисует мелом на столе расположение домов в деревне и сообщает, что, «к сожалению, в одном из домов, здесь, внизу, засели русские. Мы дважды пробовали их уничтожить, но без боеприпасов нам так и не удалось подобраться к этим парням». Видно, что командир батальона очень сожалеет, что так и не удалось выкинуть Иванов из этого дома. Но он хочет как можно скорее закончить эту операцию. Я предлагаю открыть внезапный огонь из моих четырех минометов, благо боеприпасы получены, и занять этот «русский дом».

Я бы выполнил эту операцию довольно охотно! Однако комбат колеблется. В конце концов он говорит: «Ладно. Но только, пожалуйста, безо всякого „буйства“. Я боюсь, что русские сразу же откроют огонь во время вашей атаки». Я киваю. Мне дают почти 200 мин, которые я должен использовать для операции по занятию дома. Командирам групп прибывшего подразделения объясняют, что нам стало известно о противнике в ходе проведенных наблюдений, о создавшемся здесь положении, силе врага, расположении его орудий. После того как отделение проинстуктировано, я со своей группой выступаю на позицию. Собираемся за домом. Командиры отделений сообщают о готовности. Я иду к командиру батальона и докладываю: «Господин обер-лейтенант, минометчики готовы к выступлению, команда и минометы укомплектованы. Получены боеприпасы: 72 мины в 24 ящиках, на одного минометчика 18 выстрелов. Все, что останется, будет оприходовано». — «Это хорошо, Рехфельд, — сказал обер-фельдфебель Гроссе. — Наш командир должен будет потом отдуваться за всю 8-ю роту. Ему необходимо иметь точную информацию!» Когда я появляюсь на улице, то вижу роту, уже построенную в длинный ряд. Все стоят, не говоря ни слова. Если русские услышат шум, то сразу начнут стрелять из противотанковых орудий и минометов. Я иду к своей роте. Тут зашипело несколько ручных гранат, брошенных русскими и взорвавшимися во дворе соседнего дома. К несчастью, они вызвали большие потери. Взрыв раздался среди группы солдат. В результате — трое убитых и четверо раненых! Их товарищи покаялись передо мной за то, что неразумно собрались все в одной куче. Я только тряхнул головой, так как в конце концов на войне все возможно. Неопытность — не беда этих парней! Вскоре мы оставляем деревню Яскейм. Мы — это 8-я рота с остатками 7-й, которая мужественно защищала свои позиции долгое время. Мы везем с собой еще и сани с ранеными. Это те, кто не остался лежать навеки в этой деревне. Я иду в маршевой колонне по глубокому снегу мимо фельдфебеля Гроссе. Перед выходом моей роты я еще раз пересчитываю своих солдат. К счастью, у меня только один раненый. Поистине к счастью! Солдаты устало топают по снегу. Могут ли русские идти за нами? Обер-фельдфебель Гроссе смотрит на компас: ему кажется, что мы изменили направление. И правильно! Мы идем параллельно с основной линией фронта. Встречаем по дороге вояку, который поставлен здесь в охранении. Он аккуратно подстелил под себя солому. «Из какого ты подразделения?» — «2-я рота 3-го батальона, нахожусь в охранении!» Ага! Теперь мы знаем, как выйти на правильную дорогу к Гут Маулену. Но едва мы прошли немного, как всю дорогу накрыли разрывы артиллерийского огня. Противник, конечно, еще не знает, сколько здесь скопилось солдат и каким они обладают оружием. Мы можем беспрепятственно идти дальше. После бесконечного марша наконец прибываем в Гут Маулен. Там мы некоторое время ждали, пока в местечко прибудут наши грузовики. Все уселись, где только было возможно! Наконец пришли машины, и я погрузил мою роту на два грузовика. Сам же, как сопровождающий, сажусь в «Пежо». В кабине водителя страшный холод, так как мы экономим бензин и буксируем другой грузовик. Моторы ревут. Куда мы едем? Несмотря на тряску, я засыпаю, а когда просыпаюсь, вижу раскинувшийся передо мной город Кенигсберг. Мы въезжаем через большой железнодорожный мост в город.