Эрнест Лависс - Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

Положение университетов было мало благоприятным; девиз «ничего не изменять» царил здесь более деспотически, чем где-либо. Выходившее из университетов духовенство совершенно утратило энергию, свойственную ему в минувшем веке; беря за образец современную ему светскую аристократию, оно предавалось роскоши и легко мирилось с привилегиями и злоупотреблениями. Один из парламентских актов 1802 года в не совсем ясных выражениях разрешал духовным лицам не жить в своих приходах, так что из десяти тысяч приходов англиканской церкви добрая половина не имела своего постоянного священника (clergyman). В 1813 году в 140 приходах илийской епархии в действительности на своем посту было только 45 пасторов. Епископы— обычно сыновья, братья или кузены министров — жили в богатстве, а многие из их подчиненных прозябали, подобно своим прихожанам, в деревенской нищете; другие, более счастливые, вели такую же жизнь, как и соседний сквайр (помещик). Чем меньше процветали священнические добродетели, тем строже поддерживалось установленное законом верховенство англиканской церкви над католиками и нонконформистами. Это не мешало диссидентам попрежнему спускаться в самые низы общества для облегчения там вопиющей нужды. Вслед за баптистом Говардом квакерша Елизавета Фрей начинает посещать тюрьмы.

Социальные язвы, порождающие преступления и служащие предметом законов о бедных и т. п., в 1815 году ощущались сильнее, чем когда-либо. Впоследствии мы познакомимся с дальнейшими реформами. В эту пору целители язв начинают выступать на ученом и литературном поприще. В 1798 году Мальтус предостерегает бедняков, не советуя им обзаводиться потомством и доказывая им, что питательные ресурсы человечества не возрастают в той же пропорции, в какой увеличивается народонаселение, — зловещие слова, которые с увлечением повторялись реакцией, но которые, по остроумному замечанию историка Спенсера Вальполя, заключали в себе также и нечто выгодное для народа. Действительно, Мальтус побуждает к повышению заработной платы; в то же время Адам Смит давно уже проповедует свободную торговлю, а Вентам отстаивает интересы большинства. Их труды, к которым вскоре присоединилось учение Рикардо о земельной ренте, подготовляют более благоприятное для низших классов будущее [35] Вывод, совершенно не соответствующий действительности. Буржуазные экономисты вообще, а Мальтус в особенности, все усилия ума направляли на доказательства в пользу полной закономерности, нормальности и незыблемости капиталистической системы и ничем не ограниченной эксплуатации рабочего класса. — Прим. ред. .

Успехи печати.По странному контрасту печать, навлекающая на себя неудовольствие реакции, в то же время становится могущественной благодаря войне, о которой постоянно с тревогой ждут известий. Журналист — парий «общества»; долго его не решаются даже пригласить к обеду; у него нет особого места в палате, чтобы следить за парламентскими дебатами; ему приходится поэтому по два часа стоять в очереди на лестнице, прежде чем попасть в места для публики, которых обычно очень мало. Очутившись там, он должен рассчитывать только на свою память, так как ему не разрешается делать заметок; если он пишет, то тайком, с большими неудобствами. Когда палата хочет устранить его на время важных прений, она проделывает с ним разные штуки: мешает ему прибыть во-время или по предложению хотя бы одного члена удаляет его с заседания. Газетный налог, беспрестанно повышаемый, дошел наконец до 4 пенсов, вследствие чего приходилось продавать номер по 7 пенсов. Несмотря на все это, публика жаждет новостей; она набрасывается на газеты, которые тогда выходили с ручного станка, работавшего медленно и неудовлетворительно. Время (Times), преобразованное в 1803 году Джоном Вальтером, печаталось в 8000 экземпляров. Время не только имело самую лучшую информацию, но оно ввело в 1814 году паровой печатный станок, и эта машина, тогда еще очень несовершенная, позволяла выпускать 1100 экземпляров в час вместо 450. Далее идут в порядке своего значения: Курьер, Хроника. С Эдинбургским обозрением, органом вигов, соперничают торийский журнал Трехмесячное обозрение (Quarterly Review — 1809) и радикальный орган Register Коббета.

Женская литература.К концу века дамы, и особенно девицы, завладевают романом. В значительной степени благодаря им, а также благодаря религиозному движению, исходившему от Уэльслея, и высоконравственному придворному кругу королевы Шарлотты, английский роман сделался настолько же скромным, насколько он прежде был нескромным, не утратив, однако, при этом своего здорового реализма. Открывается эта вереница писательницей мисс Бёрни, впоследствии вышедшей замуж за генерала д'Эрбле. Далее идут мисс Эджуорт и мисс Остен, описывающие быт ирландской и английской деревни с успехом, который поощряет нескольких второстепенных романисток. Если воображение уносит их вдаль, то уже не в мир беспутства, а в мир устрашающей таинственности (эта склонность тоже характерна для конца века), — такова миссис Радклифф, автор Удольфских тайн. Приучая публику видеть женщин на литературном поприще в одном ряду с мужчинами, все эти лица отдаленно способствовали возникновению феминистского движение. Мэри Уольстонкрафт подготовляла феминизм в прямом смысле: написав ряд работ по женскому воспитанию и долго подвизавшись в качестве учительницы, она посвятила Талейрану свое сочинение В защиту прав женщин. Переведенная на французский язык, книга пользовалась мимолетным успехом в Париже, где писательница жила некоторое время в самый разгар революционного кризиса. Вернувшись в Лондон после целого ряда заблуждений и несчастий, она вышла замуж за Годвина и, умирая, оставила дочь, которая впоследствии вышла замуж за Шелли.