Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

В настоящее время наиболее поразительным кажется то обстоятельство, что эти исключительные меры так же охотно вотировались доктринерами, как и крайними. В душе Ройе-Коллара, Веньо, Баранта и Паскье угрызения совести заговорили лишь тогда, когда ультрароялисты представили законопроект об очистке магистратуры, уничтожавший несменяемость судей. Министерство в свою очередь испугалось чрезмерного рвения крайних и устроило так, что палата пэров отвергла закон, принятый депутатами. Это, впрочем, не помешало министерству отделаться путем увольнения в отставку от судейских чиновников, подозреваемых в излишней мягкости. В то же время оно отозвало целый ряд префектов и супрефектов и произвело чистку в армии, в университетах, в Институте, где была закрыта секция моральных и политических наук и откуда исключены были все «цареубийцы». Но вся эта ликвидация прошлого, все эти исправительные меры казались ультрароялистам еще недостаточными. Отсюда их предложение вернуть церкви руководство народным образованием и ведение актов гражданского состояния и восстановить церковные имущества, отсюда лишение пенсий бывших священников, вступивших в брак, и отмена развода, «позорящего свод законов».

Амнистия.Общественное мнение начинало волноваться. Ришелье отдавал себе в этом отчет и чувствовал, что «доводить людей до отчаяния» опасно. До сих пор он еще не осмеливался открыто порвать с «экзальтированными» (ультрароялистами), но принужден был это сделать при обсуждении вопроса об амнистии.

Воззвание, изданное 28 июня 1816 года в Камбрэ и обещавшее прощение «заблудшим» французам, исключало из этой амнистии «зачинщиков и подстрекателей ужасного заговора», которых впоследствии должны были указать обе палаты. Проскрипционные листы, составленные 24 июля без участия парламента одним только Фуше, предавали 19 человек военному суду, а 38 других отдавали под надзор полиции до тех пор, пока палаты не решат их участи. На другой день после казни маршала Нея, 8 декабря, Ришелье предложил, чтобы преследование, начатое против лиц, внесенных в первый лист, продолжалось, а лица, внесенные во второй — подверглись изгнанию. Всем же лицам, которые хотя и принимали участие в бунте, но не попали в списки, даровалась полная и неограниченная амнистия. Между тем палата, по инициативе Ла Вурдоннэ, уже около месяца занималась вопросом об амнистии. Она отказывалась признать ограничительный характер за проскрипционными списками Фуше; она находила их неконституционными и намеревалась их расширить в силу воззвания, подписанного королем в Камбрэ и постановлений указа 24 июля. Палата собиралась исключить из амнистии и предать суду всех министров, членов Государственного совета, маршалов, генералов, комендантов и префектов, служивших во время Ста дней, и «цареубийц», которые в течение того же периода согласились принять какое-нибудь место, заседали в одной из двух палат или подписали Дополнительный акт. Кроме того, все члены фамилии Бонапартов должны были быть объявлены навсегда изгнанными из пределов королевства. И, наконец, все лица, принимавшие активное участие в бунте, подлежали денежной ответственности. Это было замаскированным возвращением к конфискации, и около 1200 человек оказывались обреченными на изгнание.

Этот составленный Корбьером проект, который Веллингтон и Поццо ди Борго называли бешеным, был выдвинут против министерского проекта. Напрасно Ришелье, «удрученный горем», пытался убеждать, напрасно он доказывал, что королю принадлежит в полной мере право помилования, как исконная прерогатива монархической власти. Ультрароялисты возраясали на это, что в силу хартии король согласился разделить законодательную власть с палатами, что амнистия приостанавливает действие закона, а законы не могут изменяться без согласия палат. Во время обсуждения закона крайние роялисты защищали с высоты парламентской трибуны теорию, которая в сущности была подлинной доктриной конституционного и парламентского строя. Когда Деказ сослался на волю короля, то ораторы правой ответили ему, что для полноты своего значения эта воля нуждается в дополнении волей парламента. Доктринеры Ройе-Коллар, Паскье и де Серр отстаивали королевскую прерогативу. После пятидневной жестокой борьбы (побег Лавалетта довел ярость правой до апогея) министерство большинством девяти голосов одержало верх. Однако множество «цареубийц» было внесено в списки лиц, подлежавших изгнанию (7 января 1816 г.). Палата пэров приняла этот закон без прений. С этого момента роялистская партия раскололась, а министерство, успевшее возбудить ненависть крайних, сделалось жертвой бесконечных интриг, в которых принимал участие граф д'Артуа. Что же касается короля, то он был глубоко оскорблен поведением правой. «Если бы этим господам предоставить полную свободу действий, — сказал он Поццо ди Борго, — то в конце концов и я сам подвергся бы чистке».