Ральф Паркер - Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина

Вереде высшего офицерства, принадлежавшего по большей части к замкнутой касте старой польской военщины, господствовало пораженчество. Польские штабные офицеры в куйбышевском Гранд-отеле совершенно открыто говорили о своих планах организации, после падения Красной Армии, временного польского государства на Волге, откуда потом, дескать, начнется польское контрнаступление на Восточном фронте и закончится возвращением в Варшаву. Ввиду этого, доказывали они, нецелесообразно вводить польские дивизии в бой вместе с Красной Армией, когда их обучение будет закончено.

Польские реакционеры в Куйбышеве, подстрекаемые своими лондонскими покровителями, открыто агитировали против идеи второго фронта в Западной Европе. Они боялись, как бы западные державы не израсходовали своих сил слишком рано, они строили свои расчеты на том, чтобы в Польшу первыми вступили войска западных держав, наступая с юга, через Балканы. Для польской реакции это была бы единственная возможность захватить власть в стране. Многим из этих польских ультранационалистов грезилась Центральная Европа с польско-чехословацкой федерацией в качестве господствующей славянской державы. С самого начала этот проект получил официальное благословение Форейн Офис.

Брюс Локкарт, известный английский разведчик, принимал активное участие в подготовке этих планов.

Локкарту помогал Виктор Казалет, личный адъютант Черчилля, известный своими промюнхенскими и про-габсбургскими настроениями. Казалет происходил из семьи, имевшей крупные денежные интересы в царской России. По приезде в Куйбышев в 1941 году Казалет высказывал друзьям свой взгляд на чешско-польские отношения — взгляд, который Форейн Офис находил «вполне здравым». Поляки, говорил он, пользуются симпатией у правых англичан, чехи — у левых. Пусть они объединятся, и им обеспечено хорошее отношение всей Великобритании.

Успехи Красной Армии развеяли в прах все эти эфемерные планы, однако кое-кто из поляков с ними не расстался, и это была одна из причин, почему Андерс и его штабные офицеры уже зимой 1941 года замышляли вывод польских вооруженных сил из Советского Союза и передачу их под английское командование для будущего похода через Балканы.

Между тем, на Востоке Советская Армия одерживала новые и новые победы. Второй фронт в Европе все еще не открылся. Было ясно, что освобождение Польши придет с Востока. Теперь «лондонским полякам» — этой кучке своекорыстных честолюбцев, отнюдь не являвшихся представителями своей нации, осталась одна только ставка — посеять вражду между славянскими народами, поднять в Польше восстание не против немцев, но против русских, украинцев, белорусов. Таков был план Андерса, поддержанный Форейн Офис.

Понятно, что Советское правительство не могло поддерживать отношения с этим предательским польским правительством. И в скором времени последовал разрыв.

Очень многие общественные деятели на Западе, под влиянием коварной и щедро финансируемой англичанами пропаганды польского эмигрантского правительства, в недоумении спрашивали себя: какую же позицию займет в будущем Советское правительство по отношению к Польше? Именно это побудило меня обратиться с письменными вопросами к И. В. Сталину.

Это было в Москве весной 1943 года. Я спросил маршала Сталина, желает ли правительство СССР видеть сильную и независимую Польшу после поражения гитлеровской Германии, и далее — на каких основах должны, сточки зрения маршала Сталина, строиться послевоенные отношения Польши и СССР?

Ночью, ровно через сутки, меня разбудил телефон, звонивший с необычайной настойчивостью. Звонили из отдела печати НКИД, предлагая немедленно туда явиться. Я поспешно оделся, захватив на всякий случай пишущую машинку, и вышел из «Метрополя» с тем приятным чувством ожидания, которое испытывает каждый журналист в предвидении сенсационной новости.

Была прекрасная майская ночь. На зданиях Театрального проезда еще висели портреты советских вождей, выставленные к первомайскому празднику. Этот май, первый после Сталинградской победы, Москва праздновала с особым чувством торжества, и даже в этот поздний час в притихших по-военному улицах еще оставалось что-то от праздничного оживления.

— Имею честь вручить вам письмо от председателя Совета Народных Комиссаров Иосифа Виссарионовича Сталина, — сказал один из работников отдела печати и передал мне большой белый конверт.