Юрий Федосеев - Великая Смута

Все благополучно складывалось для молодого полководца: доверие царя, единодушие всех слоев русского народа, наличие пусть купленных, но профессионально подготовленных союзников, раздор в неприятельском стане. И, наконец, как заметил Н. М. Карамзин, россияне увидели то, чего уже давно не видали: ум, мужество, добродетель и счастье в одном лице; увидели мужа великого в прекрасном юноше и славили его с любовью, которая столь долго была жаждой, неудовлетворенной потребностью их сердец, и нашла предмет столь чистый. То, что чувствовал любой неравнодушный к судьбе своей Родины, то, что как бы витало в воздухе, посмел сформулировать и высказать лишь один человек: Прокопий Ляпунов — рослый, сильный, красивый рязанский дворянин, способный на отчаянный, безрассудный, но искренний поступок, поднявший когда-то вместе со своим братом Захарием мятеж в армии Годунова под Кромами и примкнувший к Лжедмитрию I. Какое-то время он состоял в армии Болотникова, но, убедившись в несхожести или даже в антагонизме своих и его целей, в ноябре 1606 года перешел на сторону Василия Шуйского, за что был пожалован в думские дворяне. С тех пор воевал на стороне московского царя и против Болотникова, и против Тушинского вора. Прокопий был признанным вождем рязанского дворянства, и его слово многое значило. Так вот, этот Прокопий Ляпунов взял на себя смелость от лица всей России предложить царскую корону двадцатитрехлетнему Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому, как единственно достойному претенденту на этот пост. И если мы вспомним, как Василий Шуйский стал царем и как к этому отнеслись жители городов и уездов, сколько раз его пытались свергнуть с престола и как он сам изъявлял согласие передать власть достойному претенденту, да к тому же учтем его достаточно преклонный возраст и отсутствие наследников — то предложение Ляпунова было в высшей степени оптимальным. И не факт, что молодой герой не хотел этого. На словах он отрицал такое желание, но были ли его высказывания искренними, мы уже никогда не узнаем, потому что архивы не сохранили ни одного документа, написанного его рукой. Как будто кто-то специально вымарывал князя Михаила из истории. А какая была бы перспектива: победное шествие из Александровской слободы в Москву, венчание на царство, а потом всей землей Русской — на Сигизмунда, застрявшего под Смоленском. И вряд ли король устоял бы против такого напора. И не было бы еще двух лет безвременья, государственного разоренья и народных бед.

Однако принять предложение Ляпунова для Скопина было равносильно нарушению крестоцеловальной присяги, приравниваемому к государственной измене, на что он не осмелился пойти. Хотя оно ему понравилось — об этом говорит тот факт, что он не стал применять жестких санкций против послов рязанского дворянства. Постращав, отпустил их с миром, чем навлек на себя подозрение и царя, и его брата-наследника.

Ну а в Тушине и на западных границах Московского царства события развивались совсем не так, как предполагали в Москве и в лагере Скопина-Шуйского. На смену одной, уже слабеющей угрозе в лице Тушинского вора пришла другая — в виде профессиональной, хорошо организованной и вооруженной по последнему слову европейской техники армии Сигизмунда. Подавив восстание в собственной стране, король счел возможным вмешаться в русские дела, рассчитывая если не захватить Москву, то хотя бы прирезать к Речи Посполитой Смоленск и Северскую землю. Двадцать первого сентября 1609 года 30-тысячное королевское войско осадило Смоленск, — с этого момента для России начался новый круг ада.

Но еще какое-то время русские пребывали в эйфории. В Тушине благодаря стараниям короля началась смута. Одни тушинские поляки, не желавшие делиться уже награбленным и скорой предполагаемой добычей, заключили конфедерацию (союз) посадить Вора на престол, даже если для этого потребуется вступить в открытую борьбу с королевскими войсками, другие — соблазненные предполагаемой раздачей денег из королевской казны, были готовы переметнуться на сторону Сигизмунда. Последних становилось все больше и больше. Эти разногласия отражались и на взаимоотношениях Вора с его польскими союзниками: к нему стали относиться не то что без почтения, а и с «величайшим презрением», как к ничтожному заложнику, в глаза называли мошенником и обманщиком, а гетман Рожинский чуть было не избил его. Чувствуя, что его вот-вот выдадут королю, в январе 1610 года самозванец в одежде простолюдина на навозных санях в сопровождении лишь своего шута бежит в Калугу, оставив в Тушине и Марину Мнишек, и всю свою казну. Это бегство окончательно побудило всех тушинских поляков перейти на сторону короля.