Юрий Емельянов - Сталин перед судом пигмеев

В байках, собранных Боревым, Сталина не раз называли «недоучившимся семинаристом». При этом следует учесть, что представления о церковном образовании были столь туманны в Советской стране, что многие образованные люди были тогда уверены, будто полеты Гагарина и Титова окончательно опровергли церковные представления о существовании Бога. Возможно, что многие люди с дипломами о получении ими высшего образования полагали, что священники и семинаристы и в конце XIX века верили тому, что Бог сидит на небесном куполе, водруженном над плоской Землей. Исходя из таких представлений, многие антисталинисты были убеждены в том, что по своим интеллектуальным качествам Сталин неизмеримо ниже современной городской интеллигенции, а потому не мог не совершать вопиющих ошибок в руководстве страной.

Длинный перечень ошибок Сталина, допущенных им в годы Великой Отечественной войны (главным образом, преувеличенных или мнимых), автор мини-опуса «Поражение, превращенное народом в победу», венчал утверждением о том, что война была Сталиным проиграна: «Ни один полководец мира не сделал столько для поражения своего народа, сколько сделал Сталин. Он проиграл войну, что заставило народ под угрозой иноземного фашистского господства мобилизовать свои последние силы и проявить невиданный героизм для спасения Родины. Великую Отечественную войну народ выиграл вопреки Сталину».

Что же касается индустриализации страны, осуществленной под руководством Сталина, то и тут слагатели антисталинского эпоса обнаруживали, что вождь не заботился об интересах страны. Оказывается, «проводя индустриализацию, Сталин решал проблемы утверждения своей личности. Не случайны поэтому постройки самых больших тракторных заводов, плотин, каналов. Гигантомания имела не экономические, а политические корни.

Из комментариев к байкам ясно, что их создатели и распространители были видными фигурами среди столичной интеллигенции. Тем удивительнее, что люди, которые в своих профессиональных занятиях должны были проявлять большую внимательность к фактам, разборчивость в их оценках, умение различать нюансы в явлениях природы или человеческой психики, довольствовались самыми грубыми мерками и карикатурными изображениями, а то и сбивались на откровенную небывальщину, когда говорили о своей великой стране, событиях в ее истории, ее руководителях. Слепая вера в созданный Хрущевым «миф XX съезда» и многочисленные дополнения к нему, сочиненные в кружках столичной интеллигенции, разлагали общественное сознание. Если люди могли поверить в реальность придуманных ими же баек о Сталине, то они могли поверить и в другие неправдоподобные измышления. Видимо, не случайно в брежневское время среди столичной интеллигенции росли, как грибы, увлечения антинаучными бреднями.

В то же время склонность авторов баек к безудержной фантазии еще больше усиливалась по мере распространения среди столичной интеллигенции мистических поверий. Тогда появились байки о том, что во время войны Сталин получал сведения о Гитлере и его планах от телепата Вольфа Мессинга, который «считывал» информацию с мозга Гитлера. В байках также утверждалось, что Сталин направлял десантников в Тибет, чтобы выбить оттуда отряд гитлеровцев, пытавшихся пройти в Шамбалу и «повернуть там ось мира в свою сторону». Ссылаясь на оккультиста Андреева, рассказывали, что Сталин никогда не спал, но в течение 2–3 часов впадал в транс, заряжаясь мировой энергией.

Раз ступив на стезю искажения истины и наотрез отказавшись признать заслуги Сталина в руководстве Советской страной, люди скатывались в болото дремучего вымысла и далее брели среди топей безграничного фантазирования. Одна ложь не могла не порождать другую, но при этом откровенно фантастические истории, изложенные в книге Борева, выдавались за правду. Их с важным видом рассказывали знаменитые актеры, режиссеры, писатели, а представители столичной интеллигенции более скромного положения (врачи, учителя, рядовые научные сотрудники и служащие госучреждений невысокого ранга), но также обладавшие различными аттестатами и дипломами о высоком образовании, слепо верили в эту чушь и повторяли ее.

Высокий авторитет лиц, которые были сочинителями и распространителями этих лживых версий, парализовал сомнения у людей более скромного положения. Как и в московском обществе времен Грибоедова, многие московские интеллигенты брежневского времени опасались бросить вызов мнению «княгини Марии Алексеевны». Страх высказать мнение, которое идет вразрез с общепринятым, всегда понуждал людей из московского общества (и порой отнюдь неглупых людей) слепо доверяться оценкам тех, кто считался «авторитетными лицами». Герой неоконченного романа Льва Толстого «Декабристы» Иван Павлович Пахтин, «мужчина лет сорока», решительно не знал, как оценить возвращение из сибирской ссылки декабриста Лабазова, пока не посетил так называемую «умную комнату» одного из московских клубов. Сначала Иван Павлович даже толком не знал, как сообщать эту новость» потому произнес ее в сопровождении стихотворной строки «выпытывающим тоном, готовый на то, чтобы эту цитату сделать шуточной или серьезной». Лишь получив надежные свидетельства того, что люди «умной комнаты» относятся к Лабазову с уважением и почтением, Пахтин понял, как надо следует оценивать его возвращение в Москву. Отмечая подобное хамелеонство части российской интеллигенции, Герцен писал: «У нас тот же человек готов наивно либеральничать с либералом, прикинуться легитимистом, и это без всяких задних мыслей, просто из учтивости и из кокетства; бугор de l'approbativite{франц. — желание получить одобрение} сильно развит в нашем черепе».