Юрий Емельянов - Сталин перед судом пигмеев

Хотя Сноу не встречался со Сталиным (о чем он весьма сожалел), мнение этого писателя особенно интересно, потому что он продолжил характерный для Антони Троллопа и ряда других английских писателей анализ межличностных конфликтов, неизбежно возникающих в любом коллективе. Но, если Троллоп и другие описывали эти конфликты, как правило, языком сатиры, Сноу в своих романах о мире науки беспристрастно излагал ход острой внутрицеховой борьбы, которая зачастую сопровождает жизнь ученых мужей. Он детальнарассказал о заговорах и контрзаговорах, которые плетут сторонники различных научных школ, о соперничестве за посты, позволяющие им открыть путь для развития того или иного направления науки. В этой борьбе нередко прибегают к жестким, а порой и безжалостным способам. Личный опыт, осмысленный Сноу в его литературных произведениях, позволил ему лучше понять особенности политической борьбы, в которой участвовал Сталин, и избежать плоского и истеричного морализаторства, в которое часто погружались лицемерные антисталинисты.

Сноу писал: «Сталина и других не понять, если думать, что они стремились к власти ради нее самой… Сталин, совершенно очевидно, верил: обладая властью, он в силах спасти страну и спасти революцию… Внешне борьба носила личностный характер, ибо велась и протекала в узком кругу, но борьба эта не сводилась всего лишь к захвату и удержанию постов и должностей. Придавая битве за власть слишком много черт личностных, мы искажаем ее облик».

Характеризуя государственную деятельность Сталина скупо и без прикрас, Сноу писал: «К 1934 году он преуспел в том, чтобы, нет, не сделать Советский Союз сильным, но — вывести его на путь обретения силы…Он был разумен, но обезличенно беспощаден, убежден, что его режим (и, разумеется, его личное положение) должны оставаться неприкосновенными. Сталин знал об опасностях автократического правления, в заговорах разбирался как никто: извне ему грозила отнюдь не вероятная, а весьма определенная перспектива неизбежной войны, заговоры были вероятны — в партии, в армии. За тридцать лет до того, он возглавлял тайные революционные организации, секретнейшие из секретных, и знал: единственный противовес тайным организациям — тайная полиция. Сталин был готов использовать ее и использовал тайную полицию как никто прежде ее не использовал. Ему нужно было уничтожить, и он уничтожил самое возможность альтернативного правительства: не только оппозицию, но и тень оппозиции в самых отдаленных закоулках, откуда могла бы выйти другая администрация. С помощью таких мер он, режим, страна выстояли в войне. После войны времени на передышку не было вовсе. Ему приходилось приглядывать за Америкой, вооруженной атомными бомбами… От деревянных сох к атомным реакторам».

В последних словах Сноу перефразирует широко известное в Англии и приведенное выше в данной книге изречение Уинстона Черчилля. Эти слова известны, кажется, всем, кроме заместителя директора Института российской истории РАН Владимира Лаврова и старшего научного сотрудника Института российской истории РАН Игоря Курляндского, утверждавших, что высказывание Черчилля сочинено.

Хотя Лавров и Курляндский настаивают на том, чтобы в методическое пособие для нынешних учителей были обязательно включены грубые выпады в адрес Сталина Шаламова, Владимова и Копелева, может быть, им стоило ознакомиться с глубокими мыслями Сноу о Сталине. Может быть, и ученикам школ профессионального обучения, которые должны заучить десяток признаков «советского тоталитаризма» и повторять о «бесправии» советских людей, было бы интересно ознакомиться с тем, что на этот счет говорил классик мировой литературы Теодор Драйзер. В 1944 году он писал: «Ленин и Сталин установили новые понятия социальной справедливости, и не только социальной справедливости, но свободы, включающей в себя образование, средства существования, право каждой личности жить в мире и развиваться». Может, это позволит учителям и ученикам задуматься о том, что в мире существовали иные оценки Сталина, кроме которые ныне предлагают в российских учебниках и методических пособиях, одобренных Лавровым, Курляндским и другими.

Небесполезно было бы российским учителям и ученикам познакомиться и с высказыванием великого чилийского поэта Пабло Неруды в его мемуарах: «Вот моя позиция: темные стороны периода культа личности, о которых я не знал долгие годы, не могли вытеснить из моей памяти образ Сталина, который сложился у меня с самого начала, — Образ строгого к себе, как анахорет, человека, титанического защитника русской революции. Помимо всего, война возвеличила этого невысокого человека с большими усами; с его именем бойцы Красной Армии шли на штурм гитлеровской крепости и не оставили от нее камня на камне».