Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Давайте рассмотрим пример дочери Оха, ставшей пленницей после смерти Дария. Эту историю описывает Квинт Курций - на пиру пленницы вынуждены танцевать и петь:

"Александр выделил одну из пленниц, более печальную, чем другие, которая целомудренно сопротивлялась всем домогательствам. Ее красота была совершенна (excellens erat forma), и этой красоте стыдливость придавала благородство. Ее взгляд был направлен в пол; ее заставили показать царю лицо, которое она прятала как могла, потому что она происходила из слишком хорошей семьи, чтобы заставлять ее быть одним из развлечений на пиру" (VI.2.6).

Сцена вполне классическая, и описание постоянно повторяется: читатель снова переносится в мир романа. Чтобы в этом убедиться, достаточно упомянуть пир, устроенный Киром Младшим, на котором мы обнаруживаем Аспазию. В противоположность трем своим подругам, которые легко играют в игру обольщения и отказа, Аспазия отклоняет ее, и, совсем как внучка Оха, "стоит с глазами, опущенными в землю, едва сдерживая слезы, так что Кир "восхитился мужеством, о котором персы не имели понятия" [49] Элиан. Varia Historia XII. 1. . Комментарий призван напомнить, что, совсем как Аспазия, рассказчик также грек и поэтому по-своему рассказывает историю, происходившую в присутствии Великого царя. В действительности же Аспазия - героиня романа, жанра, который по определению выходит за пределы рационального познания культуры и представляет вечные типы - в данном случае красивой, умной и честной девушки, которая, даже брошенная в тлетворный мир мужского пира, умеет остаться самой собой и даже произвести впечатление на победителя.

Достаточно трудно охарактеризовать физически или психологически эту "персидскую царевну" типа II и выделить описательные элементы, которые могли бы принадлежать конкретной исторической личности. Читая Квинта Курция или Диодора, видно, что ни Статира, ни дочери Дария, похоже, не имеют никаких реальных черт; мы ничего не знаем о них, за исключением их "красоты". Для современного историка они действительно таковы - "безжизненные статуи" [50] Плутарх. Александр 21.7: apsykhous eikonas agalmatdn. . Любопытно, что в этом высокородные персидские женщины очень близки героиням греческого романа, красота которых постоянно превозносится превосходными формами речи, и чаще всего упоминается их благородное происхождение, но при этом не приводится ничего, что могло бы сойти за их реальное описание и портрет. Термин "статуи" (agalma), использованный Плутархом, взят им не случайно - именно его мы находим у Хари-тона, представляющего таким образом Каллирою в начале романа: "Она была украшением Киликии". "Это сравнение со статуей, классическая метафора красоты" очень важно: "Термин agalma особенно интересен: настоящее пиршество для глаз сиракузца, Каллироя также является предметом почитания, другого повторяющегося мотива греческого романа, так как термин обозначает, в принципе, статую богини" [51] S. Dubel. Романтическая красота или отказ от портрета 2002, стр. 47–48. . Слова напоминают гомеровскую модель "прекрасной пленницы Брисеиды", "с красивыми щеками, и с прекрасными волосами", достойную сравнения с Афродитой [52] Гомер. «Илиада» 1.323,346; 11,689; ХГХ.246,282; XXIV,676. . Но стоит снова вспомнить об Аспазии, красотой подобной "самой красивой из богинь", Афродите, которая явилась ей в образе голубя и вылечила некрасивый нарост, который был у нее на подбородке с раннего детства! Там также чувствуется ассоциация с Гомером: "Ее ноги заслуживали того, чтобы Гомер упомянул ее в числе красивых женщин, которых он характеризует эпитетом kallisphyres (красивые ноги)" [53] Элиан. Varia Historia XII. .

Таким образом, легко понять, что тип "плененной персидской царевны" мог быть перемещен в роман, такой, например, как "Херей и Каллироя", большая часть которого происходит при дворе Великого царя, во время войны, ведомой Артаксерксом: Статирой звали жену Дария, и Статирой же звали жену Артаксеркса - дистанция между ними не слишком велика, поскольку обе они похожи на Пантею в "Киропедии". Было ли причиной этого описание, данное Квинтом Курцием или его предшественником, или источник создал для себя этих двух женщин, как и контекст, в котором они развиваются? Сравнивая Квинта Курция и Харитона, нет необходимости полагать, что между представляемыми ими родами литературы будет достаточно резкая разница: история и фантазия переплетаются, и авторы, по крайней мере в этих эпизодах, умудряются под видом "истории" представить нам персонажей и сцены восточного романа. Читатель без серьезных трудностей переключается с Дария Квинта Курция на Артаксеркса Харитона.