Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

9 апреля Арсений настиг патриарха, остановившегося на зиму в стольном месте Мунтянской земли Торговище. Там он узнал, что вор Тимошка и человек его Костка из скиту от венгерских гор ушли и уже в Великий пост видели их в Киеве. А ещё через некоторое время в Торговище приехал киевский протопоп и поведал Арсению, что человек - по имени Шуйский - князь - живет ныне в Чигирине, в великой чести у гетмана и чуть ли не ежеденъ ест с гетманом за одним столом.

* * *

В пятом месяце 7157 года от сотворения мира, или же в первом месяце 1650 - от Рождества Христова, выехал из Москвы добро снаряженный обоз. Впереди скакали вершники, за ними - цугом в шесть коней - три раза по паре - лихо летела карета: с золотою резьбой, с веницейскими стёклами, с гайдуками на запятках. За каретою ровным строем шла полусотни донцов в чекменях зеленого сукна, с прапором в чехле, на сытых, застоявшихся за зиму, аргамаках. За донцами резво двигался малый походный обоз, в две дюжины саней. Большой обоз загодя вышел вперед и стоял вразбивку там, где ему было указано, ожидая великих государевых послов-братьев Григория да Степана Пушкиных с дьяком Гаврилой Леонтьевым.

Великие и полномочные послы-боярин и оружейничпй, и наместник Нижнего Новагорода Григорий Гаврилович и окольничий и наместник Алатырский Степан Гаврилович Пушкины - ближние государевы люди-ехали в Варшаву по великим делам.

Било им строго наказало самим государем говорить панам - раде и королю, что великий государь изволит на них, поляков, гневаться за то, что его государев титул в присылаемых на Москву грамотах пишется неполно. А ведь было договорено, что его, пресветлого российского царя титул будет писаться с большим страхом и без малейшего пропуска.

А ещё послы должны были потребовать от панов-рады - казнить смертью тех друкарей, кои печатали безчестные книги, наполняя оные всякими кривдами и постыдными для государя нелепицами.

Братья Пушкины и дьяк Леонтьев в немецких и турских и иных землях и ранее бывали не раз и потому и ныне ехали без всякой робости.

Да и кого им было бояться, когда простой казачишка Хмельницкий литовского короля Ивана Казимира на глазах у всех иноземных государей за один год неоднократ побил и едва на аркане в полон не свел?

"Истинно, - думал боярин Григорий Гаврилович, - истинно в старых книгах прописано, что Казимир - на древлем русском языке означает разрушитель мира. Вот и сбывается королю Ивану, что есть он самый что ни. на есть царству своему - казимир".

Однако ж и другое знали послы, что в легкое да приятное посольство государь никогда их ни в одну страну не отпускал. Знал, милостивец, что за умаление его царской чести, глазом не моргнув, пойдут братья Пушкины на плаху. Знал, благодетель, что нету него ни в Посольском приказе, ни в иных - столь бесстрашных, гордых и ни в чем неуступчивых послов, как Пушкины. И потому не ждали великие послы быстрого и бездельного посольства, хотя иным боярам и дьякам могло и показаться - нехитрое дело поручил ныне Пушкиным государь: не о захваченных землях или полонянниках выговаривать, не взятые ляхами на щит города в обрат требовать. А мысли об отринутых ляхами землях так и лезли в голову, хотя и не о них должны были переговаривать великие послы.

И как той думе не быть, если, отъехав двести верст от Москвы, вступил посольский обоз на землю короля Яна Казимира.

За Вязьмой шли порубежные места, и уже в старом Дорогобужском детинце разместился как дома польский гарнизон, - а Смоленск и пограничным не был стоял в глубине Речи Посполитой, столь же далеко от рубежа, как и Москва.

Ехали братья Пушкины с дьяком Леонтьевым и переполнялись их сердца едкой обидой - сколь много полей, лесов, сёл, починков, городов и замков забрал под себя польский король. А далее пошла единоверная Белая Русь и литовские земли и все были под скипетром Яна Казимира.

Через три недели подъехали послы к Варшаве. Перед мостом через реку Вислу гарцевали на горячих конях изукрашенные шелками да бархатами паны. На отороченных соболями да горностаями шапках мотались под ветром перья диковинных птиц. И над головами коней тоже трепал ветер перья.

Недоезжая нескольких саженей, послы остановили карету и стали ждать. Никто из панов с коней не сходил и встречъ им не шёл.

Запахнувшись в шубы на бобровом меху, крытые сверху добрым фландрским сукном, сидели послы, ухмыляясь в бороды, в теплой карете, равнодушно поглядывая в веницейские окна, за коими мела позёмка и с реки прямо панам в морды дул ледяной январский ветер.