Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

- Воришку того надобно нам изловить и в Москву отправить. И ты, Емельян, доведи о том всем русским людям, какие к тебе на молитву приходят.

Через три дня, разузнав о Тимошке многие подробности, раздосадованный Головнин велел прислать за собой карету и сам-один, без толмача и дьяков поехал к любезному Ивану Пантелеевичу.

"Вон как стелет, любезный, - думал он о Розенлиндте, - Вора и государева супостата приютил в королевином дворце, а российского посла отвез на постоялой двор к купчишкам. Да и я не лыком шит - доведаюсь, что это за седмиградский посол объявился в Стекольне".

Иоганн Панталеон Розенлиндт, румяный, надушенный, улыбчивый встретил Головнина как родного. Радовался, будто не видел его - друга сердечного много лет. Головнин в ответ хмурился, сопел обиженно. Безо всякой хитрости сказал прямо:

- Иван Пантелеймонович! Известно мне учинилось, что в Стекольном городе живет вор, худой человек, беглый московский подьячишка Тимошка. Известно мне, что приехал тот вор от фиршта Ракочи из венгер и, вдругорядь переменив имя, называется теперь Яган Сенельсин. И ты бы, господине, велел того вора нам выдати для любви и приятельства королевы Кристины и моего пресветлого государя Алексея Михайловича.

Розенлиндт, улыбаясь, сказал вкрадчиво:

- Любовь и приятельство моей государыни королевы к царю московскому Алексею Михайловичу хорошо тебе известны, стольник Герасим Сергеевич. Только следует тебе знать, что у боярина Ягана Сенельсина есть при себе опасный лист семиградского князя Ракоци и мы выдать семиградского посла ни в какое государство, окроме венгерской земли, откуда он к нам пришел, не можем.

Прямодушный Головнин вспыхнул:

- То, Иван Пантелеймонович, ты говоришь неспряма, а с хитростью. Где видано, чтобы убивца и татя от дружелюбного вам государя ты и твои люди укрывали?

Розенлиндт нахмурился.

- В посольской памяти, что читал я перед тем, как привести тебя к целованию руки у государыни моей королевы Христины, не помню я, чтоб о каком-либо худом человеке что-либо говорилось. И тебе, посол, мимо данной тебе в Москве памяти говорить не пристало. Но из любви к твоему государю спрошу я о семиградском после у канцлера графа Оксеншерны и что он мне ответит, о том я до тебя, посол, доведу. А до тех пор ты это дело оставь и более с ним никому не докучай.

Когда Головнин ушел, Розенлиндт долго оставался один, обдумывая, что ему следует предпринять с семиградским послом. Он понимал, что отношение к послу неразрывно связано с отношением к государству, которое посол представляет, и, следовательно, ему надлежало сделать выбор между царем Алексеем и князем Юрием. Взохнув, Розенлиндт понял, что ни он, ни Оксеншерна этот вопрос решить не смогут. Его решит сама королева.

* * *

- Ваше королевское величество, - говорил Христине Розенлиндт, прибывший в Стокгольм Яган Сенельсин, кажется, не тот человек, за которого он выдал себя князю Ракоци и гетману Украины Хмельницкому.

- А почему тебя, Иоганн, заинтересовала родословная трансильванского посла?

- Ко мне явился русский посол Головнин и потребовал выдачи Ягана Сенельсина, утверждая, что он беглый преступник, кого-то убивший и ограбивший царскую казну.

- А что говорит Яган Сенельсин?

- Он утверждает, что его дедом был покойный русский царь Василий из рода князей Шуйских.

- Я бы спросила об этом знающих людей, прежде чем верить кому-либо из послов - русскому или трансильванскому.

- Я так и сделал, ваше величество. Прежде чем попросить у вас эту аудиенцию, я подробно расспросил о покойном русском царе Василии Шуйском графа Делагарди.

- Он, кажется, командовал войсками моего деда, когда в Мос-ковии появились самозванцы и царь Василий был пленен поляками? - спросила Христина.

- Совершенно верно, ваше величество.

- Можно ли полностью полагаться на память старого графа Якоба? Ведь с того времени прошло сорок лет. И, кроме того, наши войска не дошли тогда до Москвы. Граф Якоб, если мне не изменяет память, остановился в Новгороде. Мог ли он наверное знать, что происходило в Москве?

- Граф утверждает, - уже не так уверенно, как в начале разговора, произнес Розенлиндт, что у царя Василия не было детей.

- Может быть, присланный к нам Яган Сенельсин внук царя Василия от внебрачного сына? - настаивала на своем Христина. Вы знаете, Иоганн, что такого рода истории иногда случаются и в королевских домах.

"Она имеет в виду этого несчастного Александра Костку, незаконного сына покойного Владислава Вазы", - подумал Розенлиндт. И решил, что сейчас самое подходящее время сообщить королеве то, что скрывали от неё уже несколько дней и он сам, и канцлер Оксеншерна.