Гровер Ферр: 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Мнения о судебном процессе, который часто называют «бухаринским», разделились еще в 1930-е годы. Многие, в том числе официальные наблюдатели из разных стран, поверили обвинениям и признаниям. Другие сочли обвинения сфальсифицированными, а показания лживыми. Тогда же стали утверждать, что последние получены по принуждению (под пытками, с помощью угроз расправиться с членами семьи или посулами улучшить условия тюремного содержания). В романе «Слепящая тьма» (1940) британский писатель Артур Кестлер предположил, что подсудимые признавались в несовершенных ими преступлениях в силу извращенных представлений о преданности партии, служению которой большинство из них посвятило всю жизнь.

В «закрытом» докладе на XX съезде КПСС Никита Хрущев возложил вину на умершего к тому времени Сталина за многие тяжкие преступления. Тем временем незаметно для общественности начался процесс, который вскоре получил известность как реабилитация. 3 июня 1957 года реабилитации удостоился первый из подсудимых «бухаринского» процесса Акмаль Икрамов. Единственным аргументом в пользу вынесения такого решения стало то, что обвинявшие Икрамова лица (а среди них Бухарин) одновременно оговорили и тех, кого к середине 1957 года уже провозгласили реабилитированными. [1] Реабилитация: Как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3 томах. Т.2. Февраль 1956 — начало 80-х. — М.: МФД, 2003, С. 810, 851 (далее — РКЭБ-2). И ни слова, ни намека, что сам Икрамов, выступивший с подробными показаниями на суде, или те, кто обвинял его самого, будто бы действовали по принуждению. К декабрю 1957 года таким же образом реабилитацию получили еще несколько лиц, осужденных по делу правотроцкистского блока.

Но не Бухарин. Как очевидно, советские руководители не сошлись во мнении, сколь оправданны были такие реабилитации. [2] В Записке комиссии ЦК КПСС под председательством В.М. Молотова, подготовленной в декабре 1956 года, о представлении выводов по рассмотренным материалам московских процессов 1930-х годов отмечалось, что «оснований для пересмотра дел в отношении Бухарина, Рыкова… не имеется, поскольку они на протяжении многих лет возглавляли антисоветскую борьбу, направленную против строительства социализма в СССР». См.: РКЭБ-2, С. 207.

В воспоминаниях, написанных в конце 1960-х, Хрущев рассказывает, что с реабилитацией Бухарина в 1956 году решили повременить из-за противодействия со стороны руководства ряда зарубежных компартий:

«В вопросе об открытых процессах 30-х годов тоже сказалась двойственность нашего поведения. Мы опять боялись договорить до конца, хотя не вызывало никаких сомнений, что эти люди невиновны, что они были жертвами произвола. На открытых процессах присутствовали руководители братских компартий, которые потом свидетельствовали в своих странах справедливость приговоров. Мы не захотели дискредитировать их заявления и отложили реабилитацию Бухарина, Зиновьева, Рыкова, других товарищей на неопределенный срок. Думаю, что правильнее было договаривать до конца». [3] Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания.) В 4 книгах. Книга 2. Часть III. М.: Московские новости, 1999, С. 192.

Если же верить мемуарам А. И. Микояна (в 1950-е годы одного из преданнейших сторонников Хрущева), от идеи реабилитировать Бухарина отказался сам Никита Сергеевич при поддержке еще одного своего верного соратника — Фрола Романовича Козлова; причем, по словам Микояна, сам Анастас Иванович будто бы выступал за реабилитацию. [4] «После XXII съезда Козлов видел главного противника во мне. Как я сказал, к Хрущеву он нашел подход подхалимством. Хрущев это любил. Козлов был ограниченный, но хитрый. Сговаривался с Хрущевым вдвоем. Иногда я ставлю какой-либо вопрос, а Хрущев говорит: «Мы с Козловым это уже обсудили и решили так». Это Козлов на этой стадии (после Суслова в 1950-х годах) помешал опубликовать материалы, доказывающие неправильность процессов 1936–1938 годов, реабилитации Бухарина и других. Документ был подготовлен и уже подписан Шверником, Шелепиным, Руденко. А он хитро подошел к Хрущеву. Вспомнил, как в 1956 году французские коммунисты были в трудном положении. Им говорили: «Вы молились на Сталина. Теперь посмотрите, кто он был». Козлов внушал: «Отложим до лучших времен». — «До каких лучших? Нельзя дольше молчать», — возражал я. Когда я убеждал Хрущева наедине перед этим, он отвечал: «Вот Козлов считает, что надо подождать. И другие секретари считают, что большое недовольство будет среди коммунистов в Европе». Так и не согласился. А я понял, что Козлов уже договорился с Сусловым. Пономарев (заведующий Международным отделом ЦК) вряд ли стал бы так отвечать Хрущеву, но противоречить Суслову он бы тоже не решился». (См.: А.И. Микоян. Так было. М.:, Вагриус, 1999, гл. 49 «Хрущев у власти», С. 611; см. также: http: //militera.lib.ru/memo/russian/mikovan/05.html.)