Вольдемар Балязин: Эпоха Павла I

Павел велел послать каждому командиру полка высочайшее именное повеление, в котором указывалось: «С получением сего следовать со вверенным вам полком на назначенные непременные квартиры». Причем об этом перемещении не были уведомлены ни Военная коллегия, ни командовавшие войсками генералы. О местах новой дислокации знали лишь в собственной канцелярии Павла, но маршруты определялись произвольно командирами полков. Провианта и фуража по пути следования полков заготовлено не было, и потому «великое переселение» армии напоминало нашествие татар.

Н. К. Шильдер констатировал: «Выказанное императором Павлом миролюбие не замедлило отразиться на двух мероприятиях нового царствования. Ко всеобщей радости назначенный Екатериной рекрутский набор был отменен, и затем последовало мгновенное прекращение войны с Персией. Войска, действовавшие на восточном берегу Каспийского моря под предводительством графа Валериана Александровича Зубова, были немедленно отозваны в Россию, но неслыханным образом, помимо их непосредственного начальника, брошенного на произвол судьбы среди неприятельского края и оставленного без всякого уведомления. Все, достигнутое во время похода в Закавказье, было брошено — без разбора, без толка, жертвуя всеми приобретенными уже выгодами и руководствуясь только соображением: уничтожить с корнем последнее, к сожалению, незаконченное предприятие Екатерины».

А. М. Тургенев писал: «Чтобы не быть зарезану толпою каких-либо бродяг, граф Зубов упросил бывшего при армии с казаками наказным атаманом бригадира Платова конвоировать его и весь штаб армии до крепости Баку, где приняли их на корабли русского флота и отвезли в Астрахань. По возвращении с войском бригадира Платова на Дон его схватили и отвезли в Петропавловскую крепость, где он и содержался в темном каземате более трех годов».

А один из полков Зубова — Сибирский драгунский — получил приказ следовать из Дербента в Тобольск. Около двух лет шел туда полк, и драгуны пришли в Тобольск не на конях и в седлах, а под седлами, то есть амуницию и конскую сбрую принесли на себе.

Блестящая, веселая, часто праздничная, столица великой империи преобразилась в прусское захолустье, где, по словам адмирала А. С. Шишкова, человека тонкого и наблюдательного, «настал иной век, иная жизнь, иное бытие».

За малейшее нарушение предписанных правил следовала неотвратимая кара — высылка из Петербурга, лишение должности, понижение в чине, арест или опала. Из-за этого доминантой общественного состояния стал страх. Но, пожалуй, более прочих боялись Павла его сыновья. Полковник Конной гвардии Н. А. Саблуков писал: «Оба великих князя смертельно боялись своего отца, и когда он смотрел сколько-нибудь сердито, они бледнели и дрожали как осиновый лист. При этом они всегда искали покровительства у других. Вот почему они внушали мало уважения и были непопулярны».

Вместе с тем Павел неожиданно для всех растворил ворота крепостей, острогов и тюрем. Он даровал свободу А. Н. Радищеву, Н. И. Новикову, национальному герою Польши Тадеушу Костюшко, выпустив на свободу и двенадцать тысяч его сотоварищей, разосланных Екатериной по «медвежьим углам» империи — на каторгу, в ссылку и на поселение.

19 ноября, через две недели после смерти Екатерины, когда прах ее еще не был погребен, Павел приказал вынуть из-под пола Александро-Невской лавры останки Петра III и переложить их точно в такой же гроб, в каком покоилась и Екатерина. Именной указ об этом был дан 9 ноября, когда была учреждена Печальная комиссия во главе с князем Юсуповым, которой вменялось в обязанность перенести прах Петра III из Александро-Невского монастыря в Петропавловскую соборную церковь.

25 ноября произошла нелепейшая церемония: Павел торжественно возложил на гроб отца императорскую корону, произведя таким образом посмертную коронацию, которую Петр III не успел осуществить при жизни.

2 декабря гроб с прахом Петра III повезли в домовую церковь Зимнего дворца, где стоял гроб с телом Екатерины. От Александро-Невской лавры по Невскому проспекту при восемнадцатиградусном морозе шли с непокрытыми головами сотни сановников и генералов, а сразу же за гробом шествовали герои Ропши, главные из оставшихся в живых цареубийц — Алексей Орлов и Федор Барятинский.