В Коковцев - Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 4)

С появлением чумы нельзя было удалить их с дороги, по невозможности заменить их в сколько-нибудь короткий срок русскими рабочими из внутренних губерний, так как соседние сибирские губернии и области не имели свободных рабочих рук. Оставлять этих рабочих на работах в мастерских и на дороге и сохранять за ними общение с китайским же населением, в местах их жительства было также невозможно.

Пришлось, поэтому, принять экстренную меру - изолировать их полностью от общения с китайским населением и, сохранивши их на работах дороги, разместить их в особых бараках, спешно выстроенных дорогою и регулировать распоряжением дороги всю их внутреннюю жизнь, вплоть до надзора за доставляемыми им продовольственными продуктами и полного разобщения их от всякого сношения с китайским населением. Справедливость заставляет сказать, что все эти стеснения переносились без всякого ропота и сопротивления китайскими рабочими на дороге, а назначение им несколько повышенной платы, по сравнению с ранее получаемою ими, создало самую мирную атмосферу среди них, доходившую до того, что они установили свой внутренний {443} надзор, значительно облегчавший задачи дороги. Благодаря всем принятым мерам, количество жертв среди русского населения было совершенно ничтожно, как было не велико и число жертв среди врачебного персонала.

При таких обстоятельствах начался 1911 год, который должен был окончиться для меня в совершенно иной обстановке, нежели та, в которой я вступил в него. Я начал год в далеко не радужном настроении.

Мысль о вероятном оставлении мною Министерства Финансов, в связи с необходимостью хранить об этом полное молчание, делала и без того нелегкую вообще текущую работу еще более тяжелою, а она, как нарочно, была особенно велика с первых дней нового года. Еще до начала рождественских вакансий в Думе в нее поступили разом, от разных фракций три запроса по поводу появления в конце года холеры и чумы в разных местностях Poccии. Главный из них был направлен именно на чуму на линии Китайской дороги, другой имел своим предметом вспышку холеры на юге и в окрестностях Астрахани, третий опять же вращался около той же чумы в Манчжурии и ставил вопрос о том, с какими расходами сопряжена борьба с нею и кому предстоит покрыть их.

Первый и главный вопрос соединил немалое количество подписей и был роздан, как и был сообщен правительству, чуть ли не в день роспуска Думы на Рождество. В нем не было недостатка в весьма недвусмысленных неблагоприятных кивках против Китайской дороги и делались столь же недвусмысленные намеки на то, что России и русской казне приходится оберегаться от деятельности этого особливого предприятия. Самое содержание запросов было чисто искусственное: не то правительство обвинялось в незакономерных действиях, не то от него спрашивали разъяснения по делам, находящимся в производстве.

П. А. Столыпин предложил возложить на меня обязанность отвечать от имени правительства, и он был по существу прав.

Все что относилось к холерным заболеваниям в самой России было уже на самом деле ликвидировано и никого более не интересовало, совершенно независимо от того, что размеры этих эпидемических заболеваний были весьма незначительны, a все подробности о них составили уже предмет правительственных сообщений. Иное дело Маньчжурская чума. Она была {444} также ликвидирована в той ее части, которая была наиболее грозною для внутренней России, в смысле заноса заразы с востока, но далеко еще не была потушена в самой Манчжурии и могла всегда снова перекинуться на русские области. Кроме того, вся борьба с маньчжурскою чумою велась официально под моим руководством, и никто из прочих Министров не обладал всею полнотою сведений. Скажу даже, что мало кто интересовался ею. Наконец, кому же как не мне приличествовало отстранить все неблагоприятные намеки, которыми были пересыпаны запросы, на отчужденность управления делами Китайской восточной дороги и взять злополучных "манчжурцев" под свою защиту.

Особенно решительно отстаивал это Столыпин, подробно высказавши в Совете, что, близко следя за всем, что делается в смысле борьбы с эпидемию в Манчжурии, он считает своим долгом горячо благодарить все управление железною дорогою и меня, как отвечающего за нее, за все что сделано для санитарной безопасности России. Он прибавил даже, что если бы кто-нибудь сказал ему, что принятые распоряжения могут быть столь энергичны и разумны, он не поверил бы и думал даже, что это как-то не по-русски, и потому он предлагает Совету не только просить меня взять на себя ответ на все запросы, но и уполномочить меня открыто заявить с трибуны Государственной Думы, что правительство "считает прямым долгом справедливости отметить, что весь персонал железной дороги заслуживает величайшей похвалы за то, что им выполнено в условиях величайшей трудности, и что ему мы обязаны тем, что можем уже и теперь оказать, что опасность от заноса эпидемии в Poccию им устранена". Уже 19-го января Дума возобновила свои занятия, и в тот же день я дал мои объяснения по всем запросам. Что и как я сказал об этом не забыли те, кто пережил эту грозную пору в Манчжуpии и кто вынес всю борьбу на своих плечах. Их мало кто поблагодарил, если не считать того, что услышала от меня Дума с трибуны в этот день.