Весь путь мой до станции "Манчжурия" был для меня самым приятным отдыхом после утомления, связанного с напряженною работою перед отъездом. Я почти не выходил из моего вагона на станциях, настолько было неприятно принимать на каждой остановке представителей всяких ведомств, являвшихся ко мне с обычным церемониалом. Я предпочитал принимать их у себя в вагоне и только очень редко выходил в так называемые парадные комнаты вокзалов, если оказывалось, что число представляющихся превышало способность моего вагона принять их.
Истинным удовольствием для меня было, если какой-либо большой город на пути приходился либо на слишком ранний либо на слишком поздний час дня. Я спешил в этих случаях заблаговременно, по телеграфу, просить губернаторов не беспокоиться, но бывали случаи, что это не помогало и в ответ приходилось получать телеграмму, что начальник губерния встречал необходимость, тем не менее, беспокоить просьбою принять его и начальников учреждений Финансового ведомства и мне и моему Секретарю не оставалось ничего иного, как подчиниться этому желанию. В Иркутске, например, моя встреча с Генерал-Губернатором и целым рядом должностных лиц произошла в три часа ночи.
Со станции "Манчжурия" я вступил на территорию Китайской Восточной дороги; пришлось оставить сибирский экспресс и перейти в экстренный поезд, специально снаряженный для меня и для всего состава моих спутников, а также для встретивших меня старших чинов дороги, с Генералом {373} Хорватом во главе. На этой же станции я нашел опередившего меня несколькими днями Командира Корпуса Пограничной Стражи Генерала Н. А. Пыхачева, с которым я был давно связан самою тесною дружбою. От него же я узнал, что меня ждет в Харбине, величайший сюрприз, подтвержденный тут же Генералом Хорватом, который показал мне только что полученную им от его помощника по гражданской части, Генерала Афанасьева, телеграмму: "выезжаю для встречи Князя завтра. Прибытие в Харбин предполагается во вторник, 9 часов утра".
Чтобы пояснить эту неожиданную и, по первому впечатлению, не понятную телеграмму, (нужно сказать, что с минуты решения Государем вопроса о моей поездке на Китайскую дорогу и во Владивосток, мои приготовления к отъезду делались совершенно открыто, за исключением того, что касалось собственно Владивостока и моих несогласий с Военным Министром. Об этом говорилось открыто в Министерстве знали это и другие ведомства, потому что я просил всех ускорить сметную работу.
Как-то еще в конце лета ко мне заехал на мою дачу, на Елагином остров, японский посол барон Mотоно и спросил меня без всяких дипломатических подходов, не думаю ли я проехать в Японию, причем он прибавил, что ему в точности известно, что его правительство было бы этому очень радо и, если только я подам ему надежду на возможность такой поездки моей, хотя бы на самый короткий срок, то он заявляет мне, совершенно открыто, что я получу приглашение его правительства в самых лестных для меня выражениях, потому что никто в Японии не игнорирует какую деятельную роль я принимал и принимаю в разрешении всех острых вопросов между обеими странами после 1905 года, и как много обязана Япония мне в том прекрасном положении, которым пользуется в России лично он, Мотоно. Он сказал мне, что я не могу себе и представить, какую встречу найду я в Японии и насколько мне будет отрадно видеть не только со стороны правительства, но и со стороны народа, как умеют в Японии почитать тех, кто, работая в пользу своей родины, открыто признает интересы и другой страны и не верит всем несправедливым слухам, способным только породить взаимное недоверие.
Как всегда предпочитая говорить правду и не затемнять ее ненужными фразами, я объяснил барону Мотоно, что для меня {374} было бы большою радостью исполнить желание японского правительства и доставить себе то удовольствие, которое давно составляло для меня предмета мечтаний. Я никогда не был на Дальнем востоке, но он всегда манил меня к себе. Настоящий случай, вероятно, единственный, когда бы я мог осуществить эту мечту в таких исключительных условиях. Но я не вижу никакой возможности исполнить это. Я должен быть обратно дома не позже самого начала ноября, когда открывается сессия Государственной Думы и Государственного Совета. Моя деловая поездка по русской восточной окраине, определенная в самых тесных пределах с едва достаточным количеством времени для выполнения самого необходимого, не дает мне никакой возможности сокращения, - что я и подтвердил бар. Мотоно, показавши ему весь мой маршрут, который сам он признал составленным, что называется, в обрез и прибавил, что меньше двух или даже трех недель на Японию положить, конечно нельзя.
Читать дальше