Лев Колодный - Замоскворечье

Ученики не раз уносили из трактиров опустившегося на дно жизни учителя, страдавшего запоями. Во многих московских домах висели подписанные его дрожащей рукой холсты, повторявшие знаменитый пейзаж "Грачи прилетели". Этим шедевром, созданным в 31 год, он прославился на всю оставшуюся жизнь. И после нее.

"Грачи" Саврасова свили гнездо в доме купцов Третьяковых. Двухэтажный особняк возле церкви Николы в Толмачах братья Павел и Сергей купили у купцов Шестовых в 1851 году. В нескольких шагах от них возвышался храм Николая Чудотворца. (Два других замоскворецких Николы встречались нам в Голутвине и на Ордынке.) Каменный храм появился на месте деревянного в золотую пору русской архитектуры, конце ХVII века. В древности в Толмачах жили устные переводчики, знавшие разговорный татарский язык, но не умевшие на нем писать. От толмачей пошло название Большого и Малого Толмачевских переулков Ордынки.

В Толмачи, на второй этаж дома, Павел Третьяков, когда ему было 24 года, принес купленную у известного в то время русского художника-академика Николая Шильдера картину "Искушение". Последним приобретением стала картина Левитана "Над вечным покоем"... Между ними под крышей частного владения поместилось колоссальное собрание русской живописи, икон, скульптуры.

На первом этаже дома в Лаврушинском переулке помещалась "Контора Товарищества П. и С. Третьяковых и В. Коншин". Компаньоны торговали льном, хлопком и шерстью, основали льняную мануфактуру. Они считались не самыми состоятельными купцами в Москве. И не одни Третьяковы коллекционировали живопись. Но лишь Павел Третьяков поставил перед собой цель - "устроить в Москве художественный музеум или общественную картинную галерею". Этим делом, не прекращая до последнего вздоха предпринимательства, занимался свыше сорока лет, видя в нем миссию, возложенную на него Провидением. Не только первым покупал картины в мастерских и на выставках русских художников, опережая царя (за "Боярыню Морозову" заплатил Сурикову десять тысяч рублей). Он делал заказы, поощрял, вдохновлял художников вниманием, вкладывал в национальное искусство свое личное состояние.

Если бы не Третьяков, Репин не успел бы написать Мусоргского в военном госпитале за несколько дней до гибели. И не осталось бы портрета Некрасова, позировавшего Крамскому на смертном одре. Галереей в галерее стала заказанная им лучшим художникам серия портретов корифеев русской культуры. Московская городская дума приняла бесценный дар коммерции советника. Частная коллекция стала муниципальной собственностью - "Московской городской художественной галереей Павла и Сергея Михайловича Третьяковых". Ее посетил император Александр III, высказавшийся, что купец опередил государя. Павел Михайлович вежливо отказался от предложенного дворянства, но принял звание почетного гражданина Москвы, которую называл "дорогим мне городом".

В завещании Третьякова оговаривались два условия - бесплатный вход в галерею на "вечное время". Не посчитались и с другим пожеланием - не пополнять собрание. Он умер со словами: "Храните галерею и будьте все здоровы".

Галерею национализировали, переименовали и приумножили безмерно. Не так посчастливилось храму Николая Чудотворца. Первый акт трагедии произошел в 1922 году, когда отсюда вывезли все ценности, 9 пудов 22 фунта и 1, 5 золотника золотых и серебряных изделий. Второй акт разыграли в 1929 году. Иконостас передали хозяйственному отделу Лубянки для смывки золота. Все, что не блестело, "реализовалось" по усмотрению зловещего "Антиквариата", распродававшего национальные сокровища иностранцам. В третьем акте "за контрреволюционную агитацию" арестовали настоятеля храма Илию Четверухина и отправили в лагерь, где он заживо сгорел во время пожара.

...Через шестьдесят лет храм вернули верующим. Над ним снова высится колокольня и сияют пять глав.

В ПРИХОДЕ НИКОЛЫ

Государев хамовный двор в Замоскворечье напоминал Кремль. Каменнные стены с проездными воротами и шатровыми башнями выглядели крепостью. Прибывший из Санкт-Петербурга с поручением зарисовать виды Москвы академик Федор Алексеев оценил красоту вековых стен. И запечатлел этот средневековый государственный завод. В его палатах ткачи, пряхи, швеи выделывали для царского двора белое бумажное полотно - хаман. Петру Первому требовалось парусное полотно для флота. Он перевел ткачей на Яузу, а за прочными стенами начали чеканить монету.

О канувшем в лету Монетном дворе напоминает Старомонетный переулок. Палаты двести лет назад снесли. Но как долго дымили трубы рядом с купеческими усадьбами, где жили наши первые капиталисты! У Якиманки завел ткацкое дело Рябушинский. Замок из красного кирпича "Товарищества Московской Голутвинской мануфактуры" заполняет Якиманскую набережную. На Берсеневской набережной благоухает запахами старинная конфетная фабрика Федора Эйнема, она же "Красный Октябрь". На Малой Ордынке цветет и пахнет "паровая фабрика шоколада" Ивановых, ныне "Рот фронт". На Большой Ордынке до недавних дней выполняли план четыре завода, в их числе второй авторемонтный, "ВАРЗ", приказавший долго жить. За редким исключением наступившая эра капитализации ставит крест на индустрии раннего капитализма и "развитого социализма" в центре города. Слишком дорога здесь земля, чтобы фабриковать консервные банки и ремонтировать автомашины.