Если наш египтолог был потрясен, то что говорить о загадочном смотрителе. Воздев руки к небу, он разразился гневными, горькими словами, потом бросился на пол рядом с мумией, обнял ее и стал целовать лоб и губы. "Ma petite!" {Моя девочка (фр.)} - рыдал он. "- Ma pauvre petite!" {Моя бедняжка (фр.)} Голос его прервался от горя, мелкие бесчисленные морщины на лице дрожали, меняя очертания, но в блестящих глазах - ученый ясно видел в свете лампы - не было слез, казалось, это блестят не человеческие глаза, а сталь. Несколько минут смотритель лежал, глядя на прекрасную египтянку, шептал что-то скорбно и нежно, и по его лицу пробегала судорога непереносимого страдания. Но вдруг он улыбнулся, сказал что-то на неизвестном Смиту языке и легко вскочил на ноги с решительным видом человека, который отважился на дерзостный поступок.
В центре зала находилась большая круглая витрина, где размещена великолепная коллекция древнеегипетских перстней периода Среднего царства, наш ученый много о нем писал. Именно к этой витрине и подошел смотритель, отпер ее и открыл. Поставил лампу на выступ сбоку и возле лампы - маленький фаянсовый флакон, который вынул из кармана. Потом сгреб с полки витрины пригоршню перстней и с чрезвычайно серьезным углубленным выражением стал протирать их один за другим жидкостью, которая была во флаконе, и потом подносил близко к огню лампы. Первая партия его явно разочаровала, потому что он с отвращением швырнул перстни обратно на полку и взял порцию других. Увидев массивный перстень с большим кристаллом горного хрусталя, он, как коршун, схватил его и в страшном волнении мазнул жидкостью из флакона. С его уст сорвался крик радости, он возбужденно взмахнул руками и опрокинул флакон, жидкость вылилась на пол, и струйка побежала прямо к ногам англичанина. Смотритель выхватил из-за пазухи красный носовой платок и, вытирая пол, двинулся за струйкой в угол, где и оказался лицом к лицу с наблюдавшим за ним англичанином.
- Ради Бога простите меня, - проговорил Джон Ванситтарт Смит со своей мыслимой и немыслимой любезностью, - я попал в абсурднейшее положение: заснул в кресле за этой дверью.
- Это что же, вы подсматривали за мной? - спросил смотритель по-английски, и его мертвенное лицо исказилось от ненависти.
Ученый был человек правдивый.
- Не буду скрывать, - сказал он, - я оказался свидетелем ваших действий, и они чрезвычайно меня заинтересовали.
Смотритель вынул из-за пазухи кинжал с длинным лезвием и богато украшенной рукояткой.
- Ваша жизнь висела на волоске, - сказал он, - если бы я увидел вас десять минут назад, он пронзил бы ваше сердце. Но я убью вас и сейчас, если вы попытаетесь меня схватить или каким-нибудь способом помешать мне.
- У меня нет ни малейшего желания мешать вам, - ответил ученый. - Я оказался здесь по чистой случайности. И прошу вас только об одном: выпустите меня через какой-нибудь боковой выход, я буду бесконечно благодарен вам за вашу любезность. - Он говорил чрезвычайно учтиво, потому что смотритель по-прежнему прижимал кончик лезвия к ладони левой руки, как бы проверяя, достаточно ли кинжал острый, и лицо его сохраняло все то же грозное выражение.
- Если бы я знал... - проговорил он. - Впрочем, не все ли равно? Кто вы?
Англичанин назвал свое имя.
- Ванситтарт Смит, - повторил смотритель. - Вы что же, тот самый Ванситтарт Смит, который сделал в Лондоне сообщение о текстах Эль Каба? Я его пролистал. То, что вы написали об этом предмете, свидетельствует о вашем глубочайшем невежестве.
- Как вы смеете, сэр! - вскричал египтолог.
- Однако вы еще приличнее прочих, те и вовсе профаны с непомерным самомнением. Разгадка нашей жизни в Древнем Египте не в текстах и не в памятниках, которым вы придаете такое огромное значение, а в нашей тщательно хранимой от всех других народов философии и в наших мистических знаниях, о которых вы, по сути, ничего не пишете.
- Наша жизнь в Древнем Египте! - изумленно повторил ученый и вдруг воскликнул: - Боже мой, что с мумией? Что с ее лицом?
Таинственный смотритель быстро повернул лампу в сторону женщины, умершей четыре тысячи лет назад, и скорбно застонал. Действие воздуха погубило весь труд искусного бальзамировщика. Кожа обратилась в прах, глаза провалились, губы обесцветились и истлели, обнажив желтые зубы, только коричневое пятно на лбу осталось - единственное подтверждение, что всего несколько минут назад здесь лежала голова прекраснейшей юной женщины.
Смотритель заломил руки от ужаса и горя. Потом усилием воли овладел собой и снова устремил тяжелый взгляд на англичанина.
Читать дальше