Владимир Александров - Трудные годы советской биологии

Пришли в комнату биологической редакции, сели рядом за стол. Поляков находился в крайне раздраженном состоянии, и я решил, прежде чем мы начнем торг о фразах, его несколько охладить отзывами о моей статье, подписанными крупными цитологами, а также заявлением на имя Введенского. Прочтя последнее, он сперва взвился; Я что-нибудь искажал?» Я начал перечислять, что искажала БСЭ-2 в биологических статьях, и тут же получил поддержку от его сотрудницы М. Е. Аспиз. Поляков стушевался и взялся за отзывы, которые прочел не отрываясь, после чего тон его изменился:

«Да, мы раньше односторонне освещали, но теперь положение изменилось и мы должны давать объективную картину. Поэтому мы к Вам и обратились. Я читал Вашу статью о Шипачеве. Удивительная вещь. А кто этот Шипачев?»

Я отвечаю: «Иркутский профессор, хирург, старик».

— «Так что же это, старческий маразм?»

Я: «Почему же старческий, ведь подобный же бред исходил и от многих товарищей, находившихся в цветущем возрасте». Напоминаю, что, Шипачев всаживал в брюхо разным животным проросшие семена злаков и описывал превращение растительных клеток в животные (см. стр. 135).

Затем мы занялись согласованием текста моей статьи. Посидев полчаса над двумя фразами, мы вроде договорились, но когда он их перечел и понял, что по сути ничего в них не изменилось, то воскликнул: «Владимир Яковлевич, да войдите в наше положение, будьте уступчивее!» А уступать было нечего. Между лысенковщиной и наукой ничего промежуточного не было. Убедившись в безнадежности добиться компромисса, Поляков сказал: «Ведь о чем бы мы с вами ни договорились, все равно потребуется санкция Опарина, ведь все статьи по биологии идут с его визой. Придется все бумаги переслать ему, пусть он и решает».

На этом мы с ним и расстались, а я начал добиваться разговора с Управлением агитации и пропаганды ЦК, на попечении которого находилась Энциклопедия. В тот же день меня принял сотрудник Отдела ЦК К. М. Боголюбов. Беседа была длительная, в ней были занятные моменты. Когда я признался, что «написать в Энциклопедию такую статью как «Цитология» задача очень трудная. Я допускаю, что в статье имеются те или иные недочеты и я готов их исправить», Боголюбов в ответ сказал: «Ну, в точных науках это понятно, но даже в общественных науках, где, кажется, уже все ясно и то бывают споры. Сколько, например, хлопот было со статьей «Партия»». Я пожаловался Боголюбову на биологическую редакцию БСЭ-2 за то, что она привлекает в качестве рецензентов таких типов, как Студитский: «Когда появилась книжка афериста Бошьяна, вздорность которой была ясна всякому биологу, Студитский сразу разразился тремя статьями с восхвалением этого «блестящего открытия». Биологическая редакция это знала. Так на каком основании она приглашает в качестве дегустатора человека, который не может отличить мочи от вина?» Собеседник ухмыляется. В беседе он держался весьма доброжелательно и предложил для обсуждения вопроса в ближайший день вызвать меня и представителей БСЭ-2.

Через два дня у Боголюбова в ЦК собрались Поляков, Зворыкин и я. Я начал разговор с того, что, настаивая на публикации моей отклоненной статьи, я защищаю не свои интересы, а прежде всего интересы БСЭ-2, которая должна публиковать правду о современном состоянии науки. Я, как специалист-цитолог, несу ответственность за этот раздел биологии, и никто чувство ответственности с меня снять не может. Далее я начал в сущности читать присутствующим лекцию по генетике и цитогенетике. Боголюбов и Зворыкин, не будучи биологами, с интересом слушали о хромосомной теории наследственности, о хромосомном определении пола, о практическом значении работ по полиплоидии и т. д. Поляков же, бывший генетик, забыв о бдительности, под влиянием нахлынувшего прошлого временами мне поддакивал.

После окончания «лекции» Боголюбов спрашивает: «Скажите, это все догадки или в этом можно убедиться воочию?»

Я ответил, что в этом можно убедить любого школьника, показав ему под микроскопом делящиеся клетки от самцов и самок или клетки полиплоидов.

Боголюбов к Полякову: «Так как же, неужели Лысенко все это отрицает?»

Поляков: «Да, он это отрицает».

Зворыкин к Полякову: «Иван Александрович, Вы же бывший генетик, что же Вы все нападаете на хромосомную теорию, просто как ренегат?»

Беседа была длинная. Поляков настаивал, чтобы в разделе цитогенетики хромосомную теорию наследственности и лысенковское ее отрицание изложить на паритетных началах. Я от этого категорически отказывался. Решено было дождаться мнения Опарина.