Аркадий Шофман - Восточная политика Александра Македонского

Героистическая концепция идиографизма продолжает господствовать в буржуазной науке и в новое время. Согласно этой концепции, эпоха Александра предстает перед нашими глазами как загадочное нагромождение случайностей, как следование событий, лишенных всякой закономерности и зависящих только от каприза личностей [33] См. А. Шафф. Объективный характер законов истории. М., 1959, стр. 200. .

Исключением из этого господствующего в буржуазной историографии возвеличения Александра могут служить лишь позиции двух историков: Нибура, который не может найти в нем ни одной хорошей черты, и особенно Ю. Белоха, умаляющего роль и значение македонского полководца. Белох резко выступает против фетишизации Александра, против тех, кто до его времени думал как Дройзен. Людям нужен фетиш, творит Белох, и горе тому, кто попытается свергнуть этот фетиш с алтаря [34] См. J. Beloch. Griechische Geschichte, Bd. IV. Berlin — Leipzig, 1927, S. 290—291. . С недоумением и сарказмом он вспоминает то время, когда против него, приглашенного на кафедру в Лейпциг, филологи (Проголосовали лишь за его осуждение Александра. Ученые были оскорблены в самых святых своих чувствах.

Свои выводы против возвеличивания Александра Белох строит на предвзятой идее о том, что вообще великие люди появляются редко, особенно среди тех, кто рожден в пурпуре [35] Эту мысль он подтверждает примером из всемирной истории: так, Генрих IV взошел на трон благодаря собственной силе, но его потомки во Франции так же, как и в Испании и Неаполе, были сплошь ничтожествами. Из девяти прусских королей великим полководцем был только один, ни один не' был великим государственным деятелем. Из преемников Александра значительными людьми были только основатели новых династий; но никто из наследников ни в Азии, ни в Египте, ни в Македонии не смог сделать ничего подобного, кроме разве Антигона Гоната и Антигона Досона, да еще нескольких женщин, как Арсиноя Филодельфа и последняя Клеопатра. .

У великих отцов, утверждает Белох, почти не бывает великих сыновей. Поэтому. маловероятно, чтобы такой человек, как Филипп, мог иметь сына, равного ему по силе духа. Приведя примеры Гамилькара Барки и Ганнибала, которые должны как будто опровергнуть его мысль, Белох пытается доказать, что и Ганнибал не был равен своему отцу. Он достиг больших успехов на поле боя против римских армий, руководимых бездарными командирами; однако, когда римляне создали хорошую армию и поставили во главе нее хороших полководцев, он не мог больше достичь победы. Превентивная война, которую он развязал, привела к потере испанского владычества, созданного его отцом, и вместе с этим самостоятельности Карфагена.

Александр так же, как и его отец, имел много крупных внешних успехов; тем не менее задача, решенная Филиппом, - "превращение Македонии из маленького государства в крупную державу и объединение Греции - была неизмеримо труднее, чем завоевание дряхлой Персии, сохранявшейся только благодаря раздорам среди эллинов. Став после смерти отца во главе государства, Александр застал это государство и войско уже готовым. Кроме того, ему помогали проверенные полководцы Филиппа. Сравнив заслуги обоих, Белох приходит к несомненному выводу, что Филипп гораздо значительнее своего сына [36] J. Beloch. Op. cit., S. 292—293. .

Отрицая у последнего талант полководца, историк стремится показать, что все военные операции он проводил не самостоятельно. Непосредственно участвуя во всех битвах, Александр не мог руководить этими битвами [37] Там же, стр. 294. . Решающее влияние на ход азиатской кампании оказал крупнейший македонский полководец - Парменион, которого историк считает величайшим полководцем своего времени и одним из величайших полководцев всех времен [38] Там же, стр. 300. . Именно Парменион, а не Александр, по мнению Белоха, выиграл крупные битвы персидской войны и стратегически руководил всей военной кампанией.

Белох умаляет не только полководческие способности Александра, но довольно скромно говорит о нем как о государственном деятеле.

Белох, однако, является в этом вопросе исключением. В целом же буржуазная историография подняла Александра на щит и стала на путь его идеализации. Это можно особенно четко проследить в творчестве видных представителей немецкой, французской, англо-американской и итальянской историографии. Прежде всего, эта идеализация проявилась в трудах немецких историков, которые, начиная со времени объединения Германии, стали искать историческое оправдание претензий немецкого империализма на мировую гегемонию. В панэллинизме они находили движущую силу македонских завоеваний, а в последних усматривали подтверждение своего политического кредо. Здесь, прежде всего, должен быть отмечен И. Г. Дройзен, посвятивший Александру весь I том своей 3-томной монографии по эллинизму [39] И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. I. М., 1890. . Дройзен указывает, что "имя Александра означает конец одной мировой эпохи и начало новой" [40] И. Г. Дройзен. Указ. соч., т. III, 1893, стр. 45. . Он открыл Восток для греческой культуры и для греческой торговли до Индии, полностью создал новую основу для всего дальнейшего развития восточного и западного мира, которая оказывает непосредственное влияние на протяжении целого тысячелетия. С точки зрения Дройзена, Александр является зачинателем этого "великого исторического процесса, в ходе которого народы Востока пробудились от вековой спячки, Запад познал наслаждение Востока, а Восток - искусство Запада" [41] И. Г. Дройзен. Указ. соч., т. I, 1891, стр. 376. . Для покоренных народов, утверждал историк, "Александр был, если не освободителем, то милостивым и полным отеческих чувств владыкой" [42] Там же, стр. 1. .