А. М. Горький и Г. Уэллс
Время было голодное, однако к приезду Уэллса столовой Дома искусств выделили более 100 килограммов мяса, а на торжественном обеде стол был уставлен яствами. Что не съели Уэллс с Горьким, раздали, по свидетельству А. В. Амфитеатрова, обитателям Дома искусств.
Горький и Уэллс познакомились в 1906 г., и английский писатель трижды приезжал в Россию. Кстати, у англичанина (как и у Горького) возникли амурные отношения с Мурой, и связь продолжалась более десяти лет.
Об А. М. Горьком и М. Ф. Андреевой писала в своих воспоминаниях поэтесса З. Н. Гиппиус: «…жена Горького (вторая – настоящая его жена где-то в Москве), бывшая актриса, теперь комиссарша всех российских театров, уже сколотила себе деньжат… это ни для кого не тайна. Очень любопытный тип эта дама-коммунистка. Каботинка [94]до мозга костей, истеричка, довольно красивая, хотя surleretour, [95]– она занималась прежде чем угодно, только не политикой. При наличии власти большевиков сам Горький держался как-то невыясненно, неопределенно.
Помню, как в ноябре 17 года я сама лично кричала Горькому (в последний раз, кажется, видела его тогда): „…А ваша-то собственная совесть что вам говорит? Ваша внутренняя человеческая совесть?“ – а он на просьбы хлопотать перед большевиками о сидящих в крепости министрах только глухо лаял: „Я с этими мерзавцами… и говорить… не могу“.
Памятник А. М. Горькому
Пока для Горького большевики, при случае, были „мерзавцами“ – выжидала и Мария Федоровна. Но это длилось недолго. И теперь – о, теперь она „коммунистка“ душой и телом. В роль комиссарши, – министра всех театрально-художественных дел, – она „вошла“, как прежде входила в роль на сцене, в других пьесах. <���…> У нее два автомобиля, она ежедневно приезжает в свое министерство, в захваченный особняк на Литейном, – „к приему“.
Приема ждут часами и артисты, и писатели, и художники. Она не торопится. Один раз, когда художник с большим именем, Д-ский, после долгого ожидания удостоился, наконец, впуска в министерский кабинет, он застал комиссаршу очень занятой… с сапожником. Она никак не могла растолковать этому противному сапожнику, какой ей хочется каблучок. И с чисто королевской, милой очаровательностью вскрикнула, увидев Д-ского: „Ах, вот и художник, Ну, нарисуйте же мне каблучок к моим ботинкам!“». [96]
Рядом с домом, на небольшой площади у Каменноостровского проспекта, в 1968 г. открыли памятник А. М. Горькому работы скульпторов В. В. Исаевой и М. Р. Габе, при участии архитектора Е. А. Левинсона. Высокая бронзовая скульптура установлена на постаменте из красного полированного гранита высотой 2,75 м. На его лицевой стороне накладными литерами воспроизведено факсимиле «М. Горький».
Дом с башнями (Большой пр. П. С., 75/35)
В начале XX столетия Петроградская сторона Санкт-Петербурга активно застраивалась доходными домами, составившими пестрый ансамбль ретроспективизма. Фасады местных зданий украшены элементами неоклассики, барокко, ренессанса и русского стиля, что делает их вызывающе яркими даже на фоне старого барочного Петербурга, не говоря уже о строгой классике центральных городских ансамблей.
Наиболее привлекательной постройкой Петроградского района выступает доходный дом К. И. Розенштейна, известный также как «Дом с башнями» (Большой пр., 75/35).
Жилое здание в стиле неоклассицизма с необычным внешним видом построено в 1913 г. по проекту архитекторов К. И. Розенштейна и А. Е. Белогруда.
Первые десятилетия Санкт-Петербурга эта часть города являлась неухоженным и малонаселенным пригородом, со временем застроившись одноэтажными деревянными домами с палисадниками, огородами и садовыми участками.
Из воспоминаний петербургского чиновника Петра Ивановича Голубева о жизни на Петроградской стороне: «Отец мой, живя на Петербургской, в то время самой грязной и бедной, стороне города, в зимние месяцы 1797–1798 гг. должен был ходить по ночам через Неву, по пустырям этой крайне отдаленной от главных улиц местности и в одну ночь подвергся было нападению разбойника, но избавился от беды благодаря быстроте своих ног. <���…> Во время открытия департамента (в 1818 г. – А. Г .) я жил с матерью на Петербургской стороне в доме нашего чиновника, А. Я. Алонина. Оба мы (он, хозяин, и я, жилец) должны были являться к своим местам, как я уже сказал, в 8 часов утра. Пришла осень. Чтобы явиться к этому сроку от известной аллеи Гесслера (эта аллея находится по близости Крестовского острова), надобно было встать в 6 и пуститься в дорогу не позже 7 часов. Наступили Сентябрьские дожди и Октябрьская тьма; пятая Бонапартовская стихия, т. е. грязь, совершенно прекратила наш обыкновенный путь: не было никакой возможности от дома Алонина дойти до мостовых, и мы должны были около часа тащиться по чужим садам и огородам, выпросив на то дозволение хозяев. По садовым дорожкам мы, не загрязнившись, добирались до Малого проспекта и, прыгая через грядки огородов, могли идти тоже несколько почище к нынешнему Каменноостровскому, а тогда Оспенному проспекту; эти переходы делали обыкновенный наш путь длиннее на 3 версты, и нам уже надо было вставать не в 6, а в 5 часов утра. По дороге мы встречали только одних идущих на работу трубочистов. Дождь пробивал нас до белья. Мы брали всегда с собою по другой паре сапог, которую и натягивали, придя к должности; галоши ни к чему не годились и пропадали в глубокой и вязкой грязи безвозвратно». [97]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу