Константин Кромиади - «За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова

20 ноября в воскресенье Владыко Анастасий в сослужении с митрополитом Серафимом в берлинском кафедральном соборе отслужил молебен с провозглашением «Многая лета» вождю Освободительного движения Андрею и воинству его. А перед молебном Владыко сказал прочувствованную проповедь, упомянув, что, согласно русской традиции, каждое большое дело надо начать с молебна. На этом молебне Власов был лишен возможности присутствовать. Его представлял генерал Жиленков в сопровождении полковника Меандрова и пишущего эти строки.

Весть об обнародовании Манифеста с быстротой молнии облетела всю Германию, лагеря военнопленных и рабочих и подняла всех русских на ноги. С раннего утра и до поздней ночи улицы, примыкавшие к штабам и канцелярии КОНРа, были полны народом. Все искали приема или справки об интересующем их вопросе. Приходили не только свои, русские, но и немцы, испанцы, болгары, югославы, венгры, приезжали дипломаты, журналисты и корреспонденты газет, включительно до «Фелькишер Беобахтер» (орган Геббельса). Особенно трудно приходилось Военному управлению, которое одновременно формировало не только дивизии, но все подведомственные ему подотделы. Нелегко было и в личной канцелярии Власова, куда тянулись нити со всех сторон. Не могу умолчать и о той, весьма тяжелой и трудной работе, которую развернуло Гражданское управление в связи с заботами и нуждами рабочих с Востока и военнопленных. К 1 марта 1945 года оно добилось полного уравнения рабочих с Востока с остальными рабочими, но это было уже поздно.

Вообще я бы сказал, что со времени приглашения Власова Гиммлером положение его в германских официальных кругах сильно укрепилось. 11 ноября его пригласил на прием министр иностранных дел фон Риббентроп, а потом пригласили на прием Геринг, Геббельс и Лей. Первые трое были очень любезны и внимательны к его высказываниям, но зато Лей был очень груб и невежлив, и Власов поднялся, чтобы уйти. Тогда тот опомнился, переменил тон и предложил гостю изложить свою идею. Разговор кончился общими фразами. Еще более отрицательные взаимоотношения продолжали оставаться между Власовым и Розенбергом. Власов слышать о нем не мог, но тот продолжал гадить Власову, пока его не отстранили отдел. А в общем, Далем превратился тогда в русский политический центр, с которым одни вынуждены были считаться, а другие смотрели на него, как на последнюю свою надежду. Власова рвали на куски, он физически не мог принимать всех, кто хотел его видеть, и он дал мне право во всех случаях, когда решение дела выходило бы за рамки моих возможностей, пользоваться его именем, но потом ставить его в известность.

Одновременно довольно успешную работу развернуло Пропагандное управление. Помимо газеты Дабендорфской школы «Заря», теперь стали выходить орган КОНРа «Воля народа», военный орган «За Родину» и орган военно-воздушных сил «Наши крылья». Помимо печатных органов, пущена была в ход и радиостанция КОНР на русском языке.

Конечно, при таком положении приходили люди, работавшие на фабриках и заводах, и тогда мы вступали в конфликт с Главным управлением СС (СС-Хауптамт) [44] Вероятно, автор путает Главное управление СС с Главным административно-хозяйственным управлением СС, в ведении которого действительно находились различные фабрики и заводы. . И тем не менее вопросы разрешались в нашу пользу. Таковы были требования времени, и немцы редко когда отказывали нам в наших просьбах. В этих вопросах положительную роль играл полковник СС Крегер, который заменил при Власове нашего дорогого Штрик-Штрикфельдта. В это время из кругов немецкого военного командования мало кто вмешивался в наши дела, если не считать генерал-полковника Гудериана, начальника Генерального штаба немецкой армии, который в теплых словах поздравил Власова после обнародования Манифеста.

Параллельно с посещаемостью штабов стали поступать и пожертвования как от местного русского населения, так и от рабочих и пленных с Востока. Жертвовали деньгами, старыми золотыми монетами, золотыми крестами и обручальными кольцами и разными другими ценными вещами. Кто-то пожертвовал две дюжины часов, а один принес Власову официальный документ, подписанный Петром Великим. Особенно трогательны бывали сборы, совершаемые в лагерях между рабочими, которые доставлялись Власову через делегации рабочих. Пожертвования продолжали поступать все время, пока наши части находились в Берлине. Когда наши части покинули Берлин, а я должен был остаться, чтобы эвакуировать наших отставших людей (эвакуация Берлина была запрещена Геббельсом, и ослушников карали смертью), ко мне поступили последние 43 тысячи марок. Удивительнее всего то, что к тому времени фронт подошел вплотную к Берлину и по ночам слышна была далекая канонада, а люди не только продолжали жертвовать, но КОНР, 50 членов которого подписали Манифест, разросся до 102 членов, а Научный совет — до 100 членов.