- У меня есть иголка, - сказала Макрида Ивановна. - Сейчас зашью. Держи один.
Борлай перевернул мешок, устье поддерживал ногой, а руками - края разрыва. Игла едва прокалывала старую сухую кожу, ушко кололо палец, но Макрида Ивановна не замечала этого, - ей было приятно, что она помогает Борлаю, и хотелось все делать быстро и хорошо.
- Вроде крепко зашила, - сказала она и, наклонившись, зубами перегрызла нитку. Потом подобрала с земли все до зернышка. Когда распрямилась, глаза ее встретились с глазами Борлая.
- Спасибо! - сказал он, схватил ее руку и потряс.
- Не за что, - улыбнулась Макрида Ивановна.
Они снова занялись пшеницей. Работали молча, старались все делать аккуратно, чтобы ни одно зерно не упало мимо мешка.
Лунной ночью караван лошадей, завьюченных кожаными мешками, направился к селению. Первый караван с колхозным хлебом! И не с ячменем, а с отличной пшеницей, впервые выращенной алтайцами!
5
Город лежал глубоко в долине. Вершины гор давно покрылись пушистым снегом, а внизу еще не упали последние листья в березовых рощах.
Каждое утро Анытпас подбегал к окну, надеясь увидеть искристый снег. Весной ему сократили срок и к Октябрьскому празднику, несомненно, отпустят на свободу. Он спал здоровым сном и вставал всегда раньше всех, до восхода солнца.
"Еще одной ночью меньше, - отмечал он каждое утро. - Когда падут снега, будет праздник, и меня отпустят".
Позади - мучительное раздумье, бессонные ночи. А теперь даже солнце вставало как-то по-иному: смело, бодро, изгоняя туман из долин. Земля была усыпана яркими красками, которых в прошлом Анытпас не замечал. На многое он взглянул по-другому. Он узнал, почему одни жили богато, а у других не было ничего. Санашев посоветовал ему заранее подготовиться к тому дню, в который объявят о досрочном освобождении. Парню хотелось ответить комиссии так, чтобы слово его помнили многие годы.
И этот час наконец настал.
Был тихий вечер. В воздухе покачивались снежные звездочки, когда позвонили в колокол, подвешенный к перекладине между двумя столбами, вкопанными посреди двора. Анытпас бросился к читальне.
На недавно побеленных стенах висели красные полотнища и зеленые лапки пихты. Густой, пряный аромат хвои напоминал о лесных просторах родного края.
Анытпасу казалось, что все смотрели на его новую гимнастерку и сапоги. Это ему купил Санашев.
- Ты заработал, - сказал он.
Когда председатель комиссии назвал имя Анытпаса, парень задрожал от радости. Ему казалось, что он говорил полным голосом, но с ближних скамеек крикнули:
- Ничего не слышно!
- Товарищ Чичанов, пройдите сюда, - позвал прокурор.
Анытпас шагал и шагал, а стол, казалось, все еще был далеко. Белые стены как бы отступали перед ним.
- Встаньте вот здесь, - попросил председатель.
Анытпас увидел, что взоры всех устремлены на него, и фразы, заготовленные заранее, сразу вылетели из головы. Он долго стоял молча. Потом вспомнил Сапога, и кулаки его окаменели.
- Есть худая птица - филин, - твердо начал он, - хищная птица. У нее желтые глаза и вороной клюв. Я вырос в лесу, где было много таких птиц. Куда ни брошусь - везде филины. - В глазах его блеснул гнев, и голос зазвучал еще сильнее. - Одну лазейку для меня оставили. Отвернуться некуда. "Убей, говорят, человека. Он, говорят, худой. Старые обычаи нарушает. Не убьешь - сам пойдешь к длиннозубому злому богу Эрлику. Он из тебя лошадь сделает". Много врали, обманывали. Мне было страшно брать в руки ружье. А не брать - еще страшнее.
Когда он рассказал обо всем, председатель комиссии встал.
- Вот вам документ, - через стол протянул ему бумагу. - Деньги, причитающиеся за работу, получили? Можете идти, товарищ.
- Куда? - спросил алтаец, оторопев.
- Куда хотите. Домой, к приятелям. Если желаете, ночуйте здесь.
После собрания Анытпас, взвалив мешок на плечо, вышел за ворота, последний раз посмотрел на кирпичные сараи.
Путь до города показался удивительно коротким. Снег под ногой - как заячий пух. Впервые в жизни дышалось так легко.
Левой рукой, опущенной в карман, сжимал деньги, хрустевшие, как сухая береста. Да, как ни странно, у него, Анытпаса Чичанова, появились свои деньги. И одежда на нем была целая, теплая, на вате... Никогда такой не носил.
Спустившись в долину, Анытпас кивнул городу и повернул на юг: "С рассветом буду за перевалом".
6
Снег завалил подножный корм в маральнике. Маралы собрались на лужайку, к воротам, где их каждую зиму кормили сеном и овсом, где в минувшие годы всегда лежали большие куски соли. По утрам маралы, подняв черные морды, смотрели поверх изгороди на старый аил, повертывали лодочки ушей: не скрипит ли снег, не идет ли Кучук? В горах стояла тишина. Иногда звери угрожающе ревели тонкими голосами, бодали друг друга или, поднявшись на дыбы, нюхались, били один другого передними ногами.
Читать дальше