- Веселей гоняй, веселей! - крикнул ему по-алтайски и незаметно для себя перешел на русский язык: - Гнедуху подстегни, фальшивит, шельма.
Барабан загудел еще сильнее.
- Как бы нам подшипники не расплавить. Вставай на мое место, - сказал Миликей, пропуская Борлая к барабану, - вот этак, паря, орудуй руками-то.
Исполнилось давнишнее желание Токушева: он стоял у машины! Часто отрывал взгляд от снопа и смотрел поверх молотилки, туда, где восемь женщин, вытрясая зерно, отбрасывали солому деревянными граблями. Ему казалось, что все заметили смену людей у барабана. Взгляд его остановился на крепкой фигуре Макриды Ивановны, которая считала молотьбу самой веселой работой и пришла на ток, оставив в яслях одну Яманай. Против Макриды, тоже возле самого барабана, стояла ее сестра. Они легко подхватывали солому граблями и подбрасывали до уровня плеч.
- Вы так же кидайте! - подбадривала алтаек Макрида Ивановна. - Выше! Дружнее!
Борлай смотрел на нее и не мог налюбоваться сильными и ловкими движениями, густым румянцем полных щек и задорным сиянием ясных глаз.
Она заметила его неотступный жаркий взгляд и по-озорному крикнула:
- Не засматривайся - сон потеряешь!
Смутившись, Борлай сунул в машину сразу полснопа. Барабан захлебнулся, ремень, щелкнув, слетел с колеса, и кони, вращая полегчавший круг, побежали рысью.
- Эх ты, молотильщик! - смеялся Охлупнев.
Женщины широкими головками деревянных граблей толкали пшеницу на край тока. Двое мужчин лопатами кидали ее высоко в воздух. Через две-три секунды к ногам веяльщиков падал золотой дождь, а ветер распластывал над полем легкое крыло оранжевой половы.
Миликей Никандрович зачерпнул зерно ладонью и покачал перед собой:
- Пшеницы-то, пшеницы-то сколько мы сгребем! Я, однако, за всю свою жизнь не перевидал столько! - Он настойчиво советовал Борлаю: - Надо непременно достать веялку. Лопатами колхозу орудовать не резон.
- Старик, обедать пора, - напомнила Маланья Ивановна.
- Обедать? Рано. Надо домолотить. Хорошо поработаешь - всласть поешь.
Он подхватил жену и бросил на солому, затем бросил Макриду Ивановну и нескольких алтаек. Бабы визжали. Смеясь, пытались свалить Миликея. Алтайки махали руками и шутливо плевались:
- Кермес такой!
Все кидали на него охапки соломы и громко хохотали.
Но вот Тюхтень взмахнул бичом, и барабан снова запел. Охлупнев побежал к машине, но там его место уже занял Айдаш.
- Ровнее подавай снопы в барабан. Растрясай. Вот так вот, - показал Миликей Никандрович, а сам взял масленку и приник к подшипнику. Прежде чем смазать, аккуратно стер пыль. Потом перешел на другую сторону барабана. Смазав всю машину, он прыгнул в короб, взял у старика длинное кнутовище и, размахивая бичом над головой, протяжно закричал, подбадривая лошадей:
- Оле-ле-о-о-о! Оле-о-оле!
Мягкий и певучий голос его плыл далеко по долине.
4
Осень шла по горам, опаляя лиственницы. Вечером сопки казались охваченными пламенем: словно языки огня подымались высоко по склонам и гасли у вечных снегов. Ельники в низинах и кедрачи наверху стояли зелеными островками.
На току ссыпали пшеницу в кожаные мешки.
- Чтобы кто-нибудь себе не отсыпал, вместе все поедем, - шепнул Сенюш Охлупневу.
- Весы большие до зарезу нужны, - отозвался Миликей Никандрович. Артели без весов никак нельзя. Человек-то хотя и в колхозе живет, а рука у него пока еще к себе гнется. Не у всех, понятно. Но ручаться боязно.
Макрида Ивановна поддерживала кожаный мешок руками и зубами, часто встряхивала его, чтобы больше вошло зерна.
Борлай черпал пшеницу широкой лопатой и осторожно ссыпал. Крупные зерна, слегка ударяясь о щеку, щекотали ее. Сердце радовалось хорошему урожаю: ведь это был первый урожай, выращенный людьми, которые до колхоза никогда не сеяли пшеницы и не знали вкуса хлеба. Весной они заботливо проборонили только что поднятую целину, крепкие, как войлок, пласты разрубили тяпками. И вот теперь их труд вознагражден! Они - с хлебом. Государству сдадут - они говорят об этом как о своем первом подарке, семена для будущего года приготовят и сами весь год будут есть белые лепешки и калачи. Женщины научатся ставить квашни и выпекать хлеб в печах. У Борлая и его товарищей, видать, хватит силы всю жизнь наново поставить.
Вдруг мешок лопнул по шву, и золотой ручей хлынул на край тока. Макрида Ивановна и Борлай вместе прижали руки к отверстию, останавливая поток зерна.
Руки женщины были горячими, в пальцах чувствовалась озабоченная дрожь: видно, что она дорожит каждым зернышком.
Читать дальше