Александр Андреев: Петр Великий и Санкт-Петербург в истории России

С 1685 года шли поставки для потешных полков пистолей, карабинов, мушкетов, пищалей, алебард, «ухватов, что людей хватают», коней, фитилей, барабанов, шелковых знамен.

С оружием царь Петр получил глобус и астролябию и сам продолжил свое образование изучением военного дела, начав с обучения правилам фортификации и артиллерийской стрельбы. Он считал, чертил и мерил. Позднее Петр писал:

«Я, получа оный инструмент, которым можно было «брать расстояния», не умел его употреблять. Я объявил его дохтуру фон-дер-Гулсту, не знает ли он? Он сказал, что не знает, но сыщет такого, кто знает. Оный дохтур в скором времени сыскал голландца Франца Тиммермана, который употреблять сам инструмент умеет. К чему я гораздо пристал с охотой учиться геометрии и фортификации». Сохранились тетради Петра, в которых он определял широту и долготу разных мест на земном шаре, вычислял полет мортирной бомбы. С. Платонов писал о новых учителях юного Петра:

«Не надо удивляться тому, что в малолетстве Петра вокруг него мелькают иностранцы. Артиллерист Зоммер, доктор Гульст, математик Тиммерман, конечно, были не одни в житейской обстановке Петра. В дворцовом обиходе того времени за всяким делом, требовавшим специальных знаний, обращались к «немцам» в Немецкую слободу. Много их служило и в потешных селах, особенно в Измайловском. Что же касается Преображенского, обычной резиденции маленького Петра, то оттуда до Немецкой слободы было рукой подать – не более двух верст».

На Яузе у Пресбурга для связи со специалистами из Немецкой слободы всегда стояли «потешные суда» – гребной струг и парусная лодка. С. Платонов писал о результатах общения Петра с иностранцами:

«Обращения царской семьи было дело «обышное». Но не обычным оказались его последствия.

Мальчик, лишенный правильного, по тому времени, нормального богословско-схолатического образования и, за отсутствием нормальных отношений во дворце, удаленный от дел правительством Софьи, ударился в «потехи», в которых пользовался услугами техников. Общение с ними, более короткое, чем у других членов царской семья, поставило мальчика под культурное влияние этих представителей Запада. Практически уроки военного дела, фортификации, навигации, естественно соединились с теоретическими уроками по математическим наукам. Забава связывалась с обучением и постепенно создавала в лице Петра новый, в царской семье еще небывалый культурный тип. Старшие братья и некоторые сестры Петра по своему образованию были богословы и словесники; Петр же оказался военным техником и математиком. Те жили и мыслили «с манеру польского», а он начал жить «с манеру немецкого». Никто этого не хотел, никто этого не готовил. Сама жизнь вылила Петра в новые формы. А необычные способности и порывистая страстность натуры Петра придала этим формам необыкновенную яркость».

Именно необычные способности Петра, усиленные любознательностью, привели к возникновению его любви к морю. Позднее Петр сам писал о причинах появления в России военно-морского флота и кораблестроения:

«Случилось нам быть в селе Измайлове на льняном дворе и, гуляя по амбарам, где лежали остатки вещей дома деда Никиты Ивановича Романова, увидел я судно иностранное и спросил Франца Тиммермана, что это за судно. Он сказал, что то бот английский. Я спросил, где его употребляют, он сказал, что при кораблях для езды и возки. Я таки спросил: какое преимущество имеет перед нашими судами, понеже видел его образом и крепостью лучше наших. Он мне сказал, что бот ходит на парусах не только по ветру, но и против ветра, что меня в великое удивление привело. Потом я его паки спросил: есть ли такой человек, который бы его починил и сей ход мне показал. Он сказал мне, что есть, и то я с великой радостью сие услыша, велел его искать. И Франц сыскал голландца Карштена Брандта, который был призван при отце моем в компании морских людей для делания морских судов на Каспийском море, который бот починил и сделал мачту и паруса и на Яузе при мне лавировал, что мне паче удивительно и зело любо стало. Потом, когда я часто то употреблял с ним, и бот не всегда хорошо ворочался, но более упирался в берега, я спросил, для чего так? Он сказал, что узка вода. Тогда я перевел его на Просяной пруд в Преображенском, но и там немного авантажу сыскал, а охота от часу стала быть более. Для того я стал проведывать, где более воды, и мене объявили Преславское озеро, яко наибольшее, куда я под образом обещания в Троицкий монастырь у матери выпросился. А потом уже стал ее просить и явно, чтобы там двор и суда сделать. И там вышереченный Карштен Брандт сделал два малые фрегата и три яхты. И там несколько лет я охоту свою исполнял. Но потом и то показалось мало, и то ездил на Кубенское озеро, но оное ради мелкости не показалось.