Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов

К рассвету дня, назначенного для коронации, Амальгар так и не появился. Шарлемань, хромая, вышел из-за портьеры и, облегченно вздохнув, тяжело опустился на лавку, чтобы его побрили и причесали.

Небо над холмами, похоже, прояснилось. Шарлемань обратил на это внимание и произнес:

– Хороший знак. Разве не заканчивается вражда и не отступает голод? Никогда еще начало дня не отличалось таким миром и всеобщей любовью.

Затем, чувствуя, как железный нож гладит его подбородок, а костяной гребень расчесывает волосы на голове, он задремал. Ему исполнился 71 год, и болезнь отняла последний небольшой запас сил, оставшийся у него. Он превратился в маску, волнующий образ величия. Шаг за шагом он осуществлял привычный ритуал власти, поддерживаемый только собственной волей. Он не мог уже в мыслях отделять своих многочисленных внуков и собственных юных отпрысков от созданной им империи. Нужда в долговязом бастарде Тьери и его сознании соединялась с потребностью в приезде Амальгара…

Утром 11 сентября 813 года Шарлемань вошел в неф своей церкви, когда хор пел: «Христиане, верующие…» Шаг за шагом он продвигался мимо темных колонн к алтарю, сиявшему несметным количеством горевших свечей. Опираясь на сильное плечо сына, он не нуждался в посохе. Его голову венчала корона императора, а на груди висела тяжелая золотая цепь с королевскими знаками отличия. Насколько мог судить Шарлемань, на нем была мантия античных императоров.

Обратив на себя подобным образом внимание духовенства, стоявшего по обеим сторонам от него, и знати, толпившейся на галерее, Шарлемань возвышался среди них во всем своем величии. Он преклонил колени в молитве, затем, поднявшись, повернулся к алтарю, где покоилась вторая корона, и всем показалось, что перед ними энергичный человек, полный надежд и могущества. Когда он говорил о Людовике как об истинном сыне и верном слуге Господа, они проливали слезы радости. Когда он спросил, все ли согласны с тем, что он должен пожаловать корону империи своему сыну, королю Аквитании, все единогласно ответили, что это должно быть сделано «по воле Бога и в интересах империи».

Только когда Шарлемань обратился к сыну и спросил его, согласен ли тот возложить на себя обязанности правителя, его голос неожиданно дрогнул. Потребовав от сына защиты всех храмов и сострадания ко всем несчастным, Шарлемань продолжил:

– И будь во все времена милостив к своим сестрам, племянникам и племянницам, а также и к другим, кто одной с тобой крови.

Вновь он потребовал от сына, чтобы тот в этом поклялся, и Людовик дал клятву. После чего Шарлемань возложил корону на голову сына и произнес молитву:

– Благословен будь всемогущий Господь, позволивший мне дожить до этого дня и лицезреть моего сына на моем троне.

Толпа кричала:

– Да здравствует Людовик, император Август!

Хильдебальд приблизился к алтарю, чтобы отслужить мессу, и хор запел: «Приди Дух Святой…»

Для тех, кто наблюдал за ним в тот момент, Шарлемань воплощал в себе нечто большее, чем царское величие. Он стоял у алтаря, призывая всех молиться, словно апостол из давно ушедшей удивительной эпохи. Юный Бернард вышел вперед, чтобы пройти посвящение в качестве короля лангобардов.

Тот день стал настоящим праздником. В последующие дни знать, подвластная Шарлеманю, присягала на верность Людовику, своему второму императору, а Шарлемань осыпал сына богатейшими подарками. Никто, кроме Бурхарда и самого Шарлеманя, не вспомнил о том, что Амальгар так и не вернулся из Константинополя.

Однако все были удивлены, когда Шарлемань приказал сыну возвратиться в Аквитанию, где Людовика ждали его обязанности. «Затем, – объяснил хронист, – чтобы сам всемогущий император мог сохранить свой титул в обстановке привычных почестей».

Врачи вместе с Эйнгардом сильно расстроились, так как больной отец нуждался в поддержке сына. К тому же резиденция новоиспеченного императора находилась не так уж далеко, в Аквитании. Но похоже, Шарлемань даже представить себе не мог, что кто-то еще будет править вместе с ним в Ахене. Людовик подчинился и, не задавая вопросов, отбыл к себе домой.

Наступало полнолуние. Взошедшая луна стояла над стеной сосен и заливала светом битком набитый город, и в лунном свете река отливала серебром. По ночам из леса доносилось холодное дыхание осени. Шарлемань считал дни до того момента, когда он наконец отправится в лес верхом и там отдохнет.

Под лунным светом Ахен вернул себе привычный облик. С холмов исчезли шатры. После захода солнца редко где светились огни. В лесу, где сжигали листву, мелькали красные искры. Скот выгнали на сжатые поля. Шарлемань призвал к себе четырех охотников и поинтересовался о готовности лошадей и собак.