Будущий Александр III писал в дневнике: «22 ноября. Вернулся из Ливадии папа, пробыв два дня в Москве, где опять было покушение на его жизнь и взорван был путь под поездом, но, к счастью, не его поезд, шедший сзади второй. Просто ужас, что за милое время!»
Генерал-губернатор Э. Тотлебен писал инструкции для портовых чиновников Ялты: «Пароходы, кроме военных, должны приставать к городу Ялте только при дневном свете. С пароходов высаживаются только те пассажиры, которые имеют билеты до Ялты. Все же остальные пассажиры должны оставаться на пароходах. На самой пристани должен быть произведен подробный и тщательный осмотр как всех прибывших, так и их вещей». Свидетели писали в газеты после взрыва под Москвой о панике властей: «Киев имел вид города, в который только что ворвался сильный враг: стоят войска, патрулируют казаки, улицы забаррикадированы».
Благодаря разработанной А. Михайловым конспиративной системе «Народная воля» не была разгромлена, хотя был арестован А. Квятковский, А. Зунделевич, разгромлено паспортное бюро С. Мартыновского. Один из тех, кому дали читать газету «Народная воля», донес на курсистку, давшую ему газету. Она сказала, что газету ей передала некто Побережская – под этой фамилией нелегально работала в Петербурге сестра Веры Фигнер Елена, почему-то назвавшая курсистке свою фамилию, под которой она была зарегистрирована в полиции. В полицейском адресном столе быстро установили адрес Побережской-Фигнер и на ее квартире в Лештуковом переулке взяли Александра Квятковского с динамитом, оружием и множеством прокламаций. Зунделевича и паспортное бюро народовольцев, которое они называли «небесной канцелярией» арестовали и разгромили, возможно из-за Г. Гольденберга, уже начавшего давать показания.
Вал арестов и административных высылок катился по стране, затягивая в себя виновных и невиновных. Сын генерал-лейтенанта, закончивший знаменитый Александровский лицей, Александр Ольхин, бывший дипломат и мировой судья, не переизбранный на новый срок из-за своей справедливости к исполнению законов, единых для всех, много лет выступал защитником в политических процессах. Агенты Третьего отделения докладывали начальству:
«Присяжный поверенный Ольхин решился обратить на себя внимание крайним либерализмом и набросился на политические процессы, рассчитывая этим путем добиться популярности, а затем расширения своей адвокатской деятельности. Он поставил себе задачей сблизиться с учащейся молодежью, потворствуя ее заблуждениям и стараясь резкостью суждений приобрести на нее влияние. Это ему отчасти удалось, и он принял на себя роль защитника молодого поколения, нередко увлекая его на скользкий путь своей либеральной болтовней. Его участие в последних политических процессах приняло характер крайне резкий. Он позволил себе сказать, что сидящих в доме предварительного заключения сам признает мучениками, так как подвергать лиц, только заподозренных в политическом преступлении, тяжести одиночного заключения незаконно и бесчеловечно. Он говорит, что по политическим делам со стороны обвинения вызываются свидетели, готовые изменять свои показания за обед в дешевом трактире, и желает, чтобы расследование подобных преступлений не поручалось тем учреждениям, которые в слепом рвении и правого делают виноватым.
Немудрено, что после таких речей молодежь в зале суда устраивала овации Ольхину. Увлеченный делом и личностью своих клиентов, Ольхин из официального представителя и защитника их интересов на суде становился их верным другом и вне официальных отношений по процессу. Он оказывал революционерам ряд существеннейших услуг, не останавливаясь перед риском серьезных последствий. Он оказывал им материальную поддержку, делал сборы для организации, хранил деньги, давал в своей квартире приют нелегальным. Сближение с подсудимыми вовлекли Ольхина в такие кружки, где его прежний либерализм оказался бесцветным, что, по-видимому, побудило его изменить свое направление на более крайнее. Сходясь с приверженцами пропаганды в народе и подчас с рабочими, Ольхин и здесь хотел выдвинуться вперед и приобрести влияние и на новых своих приятелей. Он стал появляться в самых темных кружках, знаться с подонками общества, и а этому темной среде читал и пел революционные песни, иногда даже сочинял их. Он сочинил переделку «Дубинушки» в самом возмутительном духе и просил доставлять ему песни, чтобы переделывать их в революционные. Все это действовало на рабочих и производило на них крайне вредное влияние. Так, он читал стихи:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу