Александр Андреев - Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана

В начале нового царствования всякий совестливый человек, подавляемый массой нелепых предначертаний, живя газетными толками и новостями, невольно падал духом, задыхался в полной атмосфере беззастенчивой лжи, полного забвения идеалов, попирания элементарного чувства порядочности. Дикая брань, фарисейское лицемерие, сознательная клевета восстали в защиту престола. Газетные писаки конкурировали в нелепостях. Один предлагал проект ношения верноподданных крестов, которые потом расплавлялись бы на груди крамольников. Другой рекомендовал обратить городских жителей поголовно в шпионов одного за другим, с круговой порукой в благонамеренности, ссылаясь на народность такого обычая. Третий апеллирует к рыцарям Сенной площади и Охотного ряда. Славянофил Самарин открывает причину народной нищеты и государственной неурядицы в избытке земли у мужика. Славянофил Аксаков выдает византийское и татарское наследие за основу русского духа, а своей практической деятельностью в качестве директора банка и народного паразита указывает на биржевые операции как на единственное благо, которое нам стоит заимствовать у Запада. Кажется, никогда еще рабьи инстинкты и холопское нахальство не выползали на свет божий в такой омерзительной наготе, с таким свирепым бахвальством невежества. За человека страшно. Зрелище повального безумия гнетет душу, приходится завидовать даже логике сумасшедшего дома. Поистине, Бог захотел наказать людей и отнял у них разум.

Но не следует забывать, что действие происходит в России: гром, исходящий от нашего бессильного, изолгавшегося культурного обывателя, махающего картонным мечом, никому не страшен, и ни к чему громовержца не обязывает. Это кулак всех оттенков инстинктивно ополчается за свои животы. Это – в смысле общественной деятельности – импотенты, жалкие в своих потугах, люди без веры, без идеалов, истасканные нравственно и физически, привыкшие утробно жить и действовать. Это надоедливые попрошайки, рассчитывающие раболепием добиться маленьких фикций правового порядка, принявшие на себя непосильное обязательство задушить действительную свободу. Все это – смрадное испарение гнилого болота, потревоженного событием 1 марта. Зловоние ошеломляет на минуту непривычного человека и застилает перед ним истинную картину происшедших перемен, которые мы и постараемся обсудить, предварительно остановившись на личности нового царя и мерах правительства.

1865 год застал двадцатилетнего Александра Александровича врасплох, совсем неготовым к трудному поприщу будущего монарха. Для него тогда разом открылись две вакансии: наследие престола и невеста умершего наследника, освободившиеся за смертью первого жениха. Поневоле пришлось принять то и другое, и будучи в летах, кое-чему и кое-как поучиться. 1877 год соблазняет наследника перспективой подвигов и победных лавров, и он отправился на театр военных действий, чтобы всю войну просидеть с генералом Ванновским под Рущуком в «тихом и безмолвном житии», во имя свободы славян [дальнейший текст в документе уничтожен – М. и А.].

Вместе с новым царствованием перед нами развертывается любопытная страница комедии всемирной истории. Состав столичного муниципалитета, накануне требовавшего конституции и отмены административной ссылки, в марте формулируется в дворницкую и сыскную команду. Председатель местного совета двадцати пяти главных, полицейский Баранов, в который попали и ректор университета Бекетов и журнальный антрепренер Краевский, придумывает нелепые меры, делающие невозможным существование мирных обывателей. Только что объявленные распоряжения отменяются. Действие скандального совета становится не гласным, то есть совет фактически закрывается. Является предложение снабдить городовых снарядами для задержания злоумышленников. Едва ли удастся правительству смелый замысел превращения улиц в застенки, но в данном случае важно отметить хотя бы намерение. Для обывателей официальным лозунгом выставляется безмолвие. Попечение об охране неприкосновенности царской особы поглощает собой все. Воронцов-Дашков в непрестанных хлопотах теряет голову и ломает себе ноги. Сочиняются молитвы об истреблении крамолы супостатов. Взамен ожидаемой конституции выходит манифест о большем утверждении самодержавия. Своре охранников и сатрапов поручается водворение веры и нравственности, искоренение неправды и хищения, – призыв, равносильный для полиции самоубийству, задача, перед одной постановкой которой бледнеет рассказ о гоголевской унтер-офицерской вдове. Где же инициатор этих мер? Кто стоит за спиною [далее текст утрачен – М. и А.].