Александр Андреев - Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана

2. Каждый вечер перед сном непременно наблюдать, целы ли проводники замков, их легко подрезать.

3. Каждый вечер наблюдать и осматривать под мебелью, все ли в порядке.

4. Один из ваших адъютантов должен бы ночевать вблизи от Вас, в этих же комнатах.

5. Все ли надежны люди, состоящие при Вашем Величестве? Если есть хоть кто-то сомнительный, можно найти предлог его удалить».

Ездивший по улицам с жандармами Рысаков 17 марта опознал выходящего из Публичной библиотеки Николая Кибальчича, и в устроенную на его квартире засаду попал Михаил Фроленко. До конца марта были задержаны Г. Исаев, Н. Суханов, А. Якимова, Т. Лебедева, М. Ланганс – все в засадах, или в облавах. Окладский, Меркулов, Рысаков выдавали двадцать четыре часа в сутки. Рысаков думал, что договаривается с жандармами о жизни и свободе:

«Террор должен кончиться во что бы то ни стало. К этим мыслям меня привла тюрьма и агитационная практика. Из нас, шести преступников, только я согласен словом и делом бороться против террора. Начало я положил, нужно продолжить и довести до конца, что я могу сделать. До сегодняшнего дня я выдавал товарищей, имея ввиду истинное благо родины, а сегодня я – товар, а вы – купцы.

В Санкт-Петербурге, в числе нелегальных лиц, живет некто Григорий Исаев (карточка его известна, но он изменился), его адреса не знаю. Этот человек познакомил меня с Желябовым, раскрывшим передо мной широкую дверь к преступлению. Где живет Григорий, не знаю, но узнать, конечно, могу, особенно, если знаю, что ежедневно он проходит по Невскому с правой стороны от Адмиралтейства. Если за ним проследить, можно сделать весьма хорошие открытия: найти типографию, динамитную мастерскую, несколько «ветеранов революции». Я предлагаю дать мне год свободы для того, чтобы действовать не оговором, а выдачей из рук в руки террористов. Поверьте, что я по опыту знаю негодность ваших агентов. Ведь Тележную улицу именно я назвал прокурору Добржинскому. По истечении года умоляю о поселении на каторге, или на Сахалине, или в Сибири. Убежать я от вас не могу. Мое имя получило всесветную печальную известность. Партия мне не сможет довериться и скрыть, одним словом, в случае неустойки с моей стороны, не больше, как через неделю я снова в ваших руках. Намечу вам свой план:

По Невскому я встречу через три-четыре дня Григория и прослежу за ним все, что возможно.

Коновпин, перешедший после моего ареста на нелегальное положение, даст мне новую нить. Я его вскоре на Васильевском острове, куда он часто ходит.

Кондитерская Кочкурова столкнет меня с Верой Фигнер и по ней я могу наткнуться на многие конспиративные квартиры.

Постоянные прогулки и обеды в столовой на Казанской площади и у Тупицына, вечернее чаепитие в известных мне трактирах, а также слежение за квартирами общих знакомых, наведут меня на столкновение с лицами, известными мне только по наружности, около десяти человек. Одним словом, лично я в течение месяца могу открыть в Петербурге большую часть заговора, в том числе типографию. Ведь я имею массу рабочих, с которыми совещается революционная интеллигенция. Я обязуюсь каждый день являться в жандармское управление, но не в полицию, и заранее уславливаюсь, что содержание лучше получать каждый день.

Себя вполне предоставляю в распоряжение верховной власти и каждому ее решению покорюсь с благоговением».

Спасти от виселицы Рысакова, известного всему миру цареубийцу, бросившего бомбу в императора, жандармы при всем своем влиянии, не могли, но обещали, и допросив его чуть ли не в день казни. Чтобы Рысаков был разговорчивее и ничего не забыл, ему сказали писать прошение о помиловании Александру III, и он пожалеет цареубийцу. За три дня до казни Рысаков писал царю: « Вполне сознавая весь ужас злодеяния, совершенного мною под давлением чужой воли, я всеподданнейше решаюсь просить Ваше Величество даровать мне жизнь единственно для того, чтобы я имел возможность тягчайшими муками хотя бы в некоторой степени искупить мой великий грех. Я не был закоренелым извергом, но случайно вовлечен в преступление, находясь под влиянием других лиц, исключавшим всякую возможность сопротивления с моей стороны, как несовершеннолетнего юноши, не знавшее ни людей, ни жизни ».

Чем больше Александр III узнавал о деятельности «Народной воли», имеющей типографию, динамитную мастерскую, паспортную службу, группы во всех губернских городах и связи во всех слоях и сословиях империи, тем больше пугался. Во второй половине марта 1881 года император ночью, под колоссальной охраной умчался в Гатчину, любимый дворец Петра III и Павла I. В Гатчинском дворце были созданы одиннадцать внутренних и двадцать наружных постов охраны, на которых круглые сутки находились более сотни солдат и офицеров лейб-гвардии Кирасирского полка. Особый полуэскадрон из семидесяти конных гвардейцев под началом четырех офицеров выставлял круглосуточно два постоянных поста и высылал разъезды. В Гатчине и во дворце было множество жандармов и полицейских, в помощь кирасирам в конце марта прибыли казаки, ночью по Гатчине постоянно двигались патрули. Вся Россия и Европа считали, что Александр III боится великого Исполнительного Комитета, а Карл Маркс даже заявил, что русский царь – содержащийся в Гатчине военнопленный революции. Александр III приказал казнить захваченных народовольцев и не тянуть с судом. Защитить его от Исполнительного Комитета могли только рвы, башни, стены Гатчинского дворца, набитого жандармами и полицией. Во всяком случае, Александр III на это очень надеялся.