Как-то в воскресенье она вернулась из церкви, и Гитлер с усмешкой спросил: «Наверное, многие пришли лишь для того, чтобы полюбоваться вашей шляпой?» Марион, не обращая внимания на его тон, спокойно ответила: «Внутри яблоку негде было упасть. Как только партия начала убеждать людей не ходить в церковь, народу там все больше и больше».
В другой раз она без тени смущения сказала: «Люди недовольны, в магазинах ничего нет. А вы невесть чем занимаетесь. Зачем вы изгоняете монахинь из монастырей? Слушайте, господин Борман, перестаньте наступать мне на ногу, мне больно… Понимаете, мой фюрер, мало того, что несчастные вынуждены обходиться без мужчин, так вы еще норовите у них последнее отобрать… Нет, господин Борман, хватит, а то вы мне своими сапожищами новые туфли испортите…»
Гитлер улыбнулся. Никакой реакции с его стороны не последовало, и Марион по-прежнему регулярно приглашали в «Гранд-отель».
Застолье обычно продолжалось не более часа. Затем все присутствующие собирались на прогулку. Гитлер набрасывал на плечи клеенчатый плащ, надевал фетровую шляпу, брал в руки трость, приказывал привести Блонди, брал ее на поводок и вместе с гостями направлялся к «Чайному домику». Его не следует путать с воздвигнутым на вершине Кельштейна величественным строением, которое офицеры занявшей Берхтесгаден французской дивизии метко окрестили Орлиным гнездом.
«Чайный домик» представлял собой расположенный напротив «Бергхофа» на холме Моссланеркопф небольшой павильон, состоявший из двух смежных комнат, прихожей и отдельной комнаты для дам, из окон которой открывался великолепный вид на Зальцбург с его домами-башенками в стиле барокко.
Зимой в домике было приятно сидеть у камина, смотреть на потрескивающие в огне поленья и мелкими глотками неторопливо пить кофе с ликером и пирожными. Гитлер, правда, не любил кофе, предпочитая ему заваренный на яблоках чай. Говорили о чем угодно, только не о политике. Ева, заметив в углу кипу одеял, предложила дамам сшить из них лыжные костюмы. Борман рассказывал, как трудно разводить пчел. Оказывается, он вознамерился обеспечить медом весь Берхтесгаден, но пчелиные матки, как назло, то и дело улетали. Гитлер заводил разговор о своих планах на будущее.
Он постоянно жаловался на бессонницу, тем не менее часто начинал дремать в своем кресле.
Однажды уютную атмосферу «Чайного домика», с такими ее типично буржуазными атрибутами, как сон после еды и неторопливая беседа ни о чем, нарушило появление одного из адъютантов, сообщившего о бегстве Рудольфа Гесса в Англию. Гитлер в ярости распорядился немедленно вызвать случайно оказавшегося в Берхтесгадене адъютанта Гесса и пригрозил расстрелять его на месте. Он хотел бросить в концлагерь жену Гесса Ильзе и их сына Вольфа Рюдигера. Но тут вмешалась Ева и убедила Гитлера отменить свое решение, хотя, как она сама призналась, Рудольф Гесс «производил очень странное впечатление».
Отношения Евы Браун с женами паладинов Гитлера [38] Паладинами в средние века называли рыцарей из королевской свиты.
не отличались теплотой. Аннели фон Риббентроп вообще не замечала её и обычно с величественным видом проходила мимо. «От рождения несчастная женщина», — говорила о ней Ева. Эмми Геринг, считавшая себя «первой дамой Третьего рейха», принадлежала к числу тех, кто руководствовался девизом «Еву Браун нужно убрать». В своих мемуарах она утверждает, что сблизиться им не позволил Гитлер. В действительности же Гитлер совершенно не вмешивался в личную жизнь Евы и только настаивал на уважительном отношении к ней. «Ева еще слишком молода и неопытна, чтобы быть первой дамой, — недвусмысленно подчеркнул он в разговоре с Герингом, — но это единственная женщина в моей жизни, и, когда я после войны отойду от дел и удалюсь в Линц, она станет моей женой».
Эмми Геринг с этим категорически не соглашалась, поскольку на дух не переносила соперниц. Как-то она пригласила к себе на виллу всех проживавших в Берхтесгадене женщин, включая секретарш и даже парикмахершу Милли Шелмор. В составленном в алфавитном порядке списке приглашенных фамилия Браун почему-то оказалась в самом конце. Такого оскорбления Гитлер не стерпел. Он немедленно позвонил Герингу и заявил, что запрещает его жене даже приближаться к Еве Браун. В дальнейшем Эмми никогда больше не видели в «Бергхофе» и не удивительно, что Ева всякий раз недовольно кривила рот, когда о ней заходил разговор.
Читать дальше