Митрополит Макарий: Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел второй: 1654-1667

Мне известно было, что братом моим, в Бозе почившим высокопреосвященным Макарием, митрополитом Московским, в начале 1882 г. закончен был 12 том «Истории Русской Церкви», но печатание его отложено было до осени того же года.

После неожиданной кончины брата моего, последовавшей 9 июня 1882 г., между бумагами его я нашел собственноручные его рукописи всего 12 и начала 13 томов «Истории Русской Церкви». Двенадцатый том не имел лишь оглавления, которое и составлено мною. При этом на отдельном листе, моим покойным братом собственноручно карандашом был начертан следующий план тринадцатого тома:

Глава III. Большой Собор в Москве, низложение патриарха Никона и новый патриарх Иоасаф II:1) суд над патриархом Никоном и его низложение; II) патриарх Иоасаф II и деяния Большого Собора при участии патриарха Иоасафа, изложенные в «Книге соборных деяний»; III) другие деяния Собора и самого патриарха Иоасафа II: а) дела Иоасафа и патриархов касательно Соловецкого монастыря, б) дела их касательно Никона; IV) состояние Русской Церкви при патриархах Никоне и Иоасафе II.

Глава IV. Три последние патриарха Московские и всея России.

По этому плану написаны покойным Высокопреосвященным только две первые статьи из 3-й главы, которою начат был 13 том «Истории Русской Церкви», эти две статьи и напечатаны в конце 12 тома.

Протоиерей Александр Булгаков

1883 г .

Когда скончался патриарх Иосиф (15 апреля 1652 г.), все в Москве могли догадываться, что преемником его на патриаршей кафедре будет не кто другой, как Новгородский митрополит Никон, который и при жизни Иосифа был главным советником царя Алексея Михайловича в делах церковных и возвышался над всеми сколько своими личными достоинствами, столько же или даже более неограниченною доверенностию и любовию к нему государя. Никону пророчили патриаршество еще в то время, лишь только он сделался митрополитом. Сохранилось сказание, что когда он, прибыв в Новгород, поехал в Хутынский монастырь к проживавшему там на покое своему предместнику, митрополиту Аффонию, мужу святой жизни, но по старости и беспамятству добровольно оставившему свою кафедру, и начал просить у него себе благословения, то Аффоний отвечал: «Ты меня благослови» – и после долгого препирательства между ними об этом сказал наконец: «Благослови меня, патриарше». Никон заметил: «Нет, отче святый, я грешный митрополит, а не патриарх...» «Будешь патриархом и благослови меня», – пояснил свою мысль Аффоний и действительно первый принял благословение от Никона, а затем благословил его. Для подобного предсказания о патриаршестве Никона было уже тогда достаточно оснований. Но случилось так, что после кончины патриарха Иосифа довольно долго Никона не было в Москве: он путешествовал в Соловецкий монастырь, чтобы перенести оттуда в столицу мощи святителя Филиппа. И нашлись люди, которые хотели воспользоваться отсутствием Никона и не допустить его до патриаршего престола. Известный протопоп Юрьевца Повольского Аввакум рассказывает в своей автобиографии, что духовник государев, тоже лицо, имевшее великую силу у Алексея Михайловича, протопоп Благовещенского собора Стефан Вонифатьев целую седмицу постился «с братиею» и молился Богу о даровании России нового патриарха. И по окончании седмицы братия вместе с Казанским митрополитом Корнилием подали за собственноручными подписями царю и царице челобитную «о духовнике Стефане, чтоб ему быть в патриархах». Кто же были эти люди, которых Аввакум называет «братиею»? Это были, как видно из автобиографии и из других сочинений Аввакума, протопоп Казанского собора в Москве Иван Неронов, человек весьма сильный в московском духовенстве и близкий к царю, сам он, протопоп Аввакум, протопопы – костромской Даниил и муромский Логгин и вообще те самые лица, которые явились впоследствии первыми противниками Никона в деле исправления церковных книг и обрядов и первыми виновниками раскола. Таким образом, еще прежде, нежели Никон сделался патриархом, люди эти уже питали к нему чувства неприязни, хотя он в то время, по свидетельству самого Аввакума, был и считался их другом.