Олег Платонов - Мифы и правда о погромах.

Довольно поздно, когда уже начался погром, пароход вернулся в Киев. Шатаясь и путаясь, «дети» разбегались по домам, иногда попадая в полицейские участки, а о некоторых родные не имели вестей по два-три дня…

Увы, к глубочайшей для кагала печали, примешать сюда правительство все-таки не удалось. Наоборот, гнев родителей на самую «прогулку» и ее авторов отразился в нескольких письмах на страницах «Киевлянина» и даже вызвал ревизию из Петербурга, Впрочем, талмуд выручил. Правда, в результате, — несколько «освободителей» из преподавательского персонала потеряли места, но «благочестивые евреи» — Морголин и Бродский остались «попечителями». Им, сверх того, удалось почти что искоренить преподавателей-«черносотенцев». Такова, впрочем, участь всех непочтительных перед лицом Израиля.

XVII.«Жид сорвал царскую корону!» — с ужасом восклицали русские люди у городской Думы, когда, на выручку полуроты Камчатского полка, как было сказано выше, стал приближаться конный отряд артиллеристов, сформированный впопыхах, лишь накануне, — должно быть, из любезности к евреям.

Ведь, как мы уже знаем, «генеральному штабу революции», заседавшему в «Киевских Откликах» Бродского, неугодны были драгуны, а тем паче — казаки. Здесь, по-видимому, надо искать причину того, что отряд из 120-ти человек первого дивизиона 33-й артиллерийской бригады не только был малообучен, но и оказался на лошадях, только что приведенных по мобилизации и совершенно невыезженных. Едва он подошел к Думе, как раздались окрики вроде: «Позор! Остановитесь!» и т. п. Напрасны были просьбы начальника дать возможность проехать куда приказано; толпа отвечала угрозами, «Уезжайте отсюда!», «Позор артиллерии, долой её!», «Мы вас не пустим, будем стрелять!» — кричали вокруг.

Началась канонада бутылками в головы лошадей. Перепуганные и окровавленные, несчастные животные, прижимаясь друг к другу, сбивались в беспорядочные кучки. Встревоженные и неопытные всадники ранили себя взаимно — шпорами и стременами… Затем, едва только капитан Шредер скомандовал трубачу «рысь!» и раздался первый сигнал, как с балкона Думы последовал револьверный выстрел, вскоре же, — ещё два, три выстрела сзади.

После третьего сигнала трубача, началась уже еврейская сигнализация, — флагами из окон и с балконов, Отряд немедленно подвергся перекрестному расстрелу. Прежде всех, были смертельно ранены ветеринарный и медицинский фельдшера — Санин и Проскурин, последний, невзирая на то или, лучше сказать, как раз потому, что имел повязку и сумку со знаками «Красного Креста». С другой стороны, еврейская же, главным образом толпа, видимо спешила обстрелять также и санитарную линейку.

Эти, — уже сами по себе знаменательные, факты приобретают, однако, полное освещение, лишь когда мы еще вспомним, что, как удостоверено за тот же период, — среди вооруженного восстания, в Одессе, а затем и в декабре 1905 же года, в «благолепной» Москве, так называемые, «санитарные отряды» революционеров занимались не одним шпионством, но и развозкою оружия и зарядов бунтарям. Не излишне принять к сведению, далее, что, завладевая аптеками и устраивая в них забастовки, — как в Одессе и Киеве, так и в Москве, — сыны Иуды обращали их в «перевязочные пункты» исключительно для целей революции.

Варварский запрет лекарств для больных или раненых, — даже ни в чём неповинных, наряду с дьявольским же распространением взрывчатых веществ — для снаряжения бомб, представляются несомненными, логическими результатами перехода большинства аптек в руки евреев. Только их адская мстительность была способна это задумать и лишь их кагальная организация могла осуществить. Упорство же евреев в достижении цели обусловливало и доведение этих «директив» до конца…

Ясно, таким образом, почему те же «освободители» начали свою «самооборону», прежде всего, — с обстрела у артиллерийского отряда санитарной линейки и с убийства ветеринарного и медицинского фельдшеров…

Понятно далее, отчего, — при означенных условиях, в Киеве, у Думы, было поранено и несколько лошадей. И здесь жестокий расчет сынов Иуды оказался верным. — Началась скачка обезумевших животных, ужасная при этих обстоятельствах…

На углу Николаевской улицы, пришлось, вдобавок, брать барьер: поперек мостовой, частью разобранной, предусмотрительно поставлены были ломовой и легковой извозчики. Под револьверными залпами «самообороны», лошади падали, а люди изувечивались. У Прорезной, «эскадрон» удалось, наконец, остановить, кое-как привести в порядок и отправить раненых людей и лошадей. Людей было ранено — 9 (из них двое смертельно: Санин умер 19-го, а Проскурин 20-го октября), а лошадей — 7. Потом, отряд снова возвратился к Думе, куда прибыли и другие войска. Толпы уже не было и «эскадрону» пришлось играть пассивную роль. Тем не менее, лишь в 3 часа ночи ему удалось вернуться в казармы. Подсчет патронов, оказавшихся в целости, удостоверил, что солдатами не было сделано ни одного выстрела.