Гюнтер Бломертц - Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945

– Как я могу написать ему, что его сын, его последний ребенок, тоже погиб? – «Папа» в отчаянии взглянул на меня. – Как я могу сообщить ему, что его сын был сбит по ошибке одним из пилотов нашей же эскадрильи?

Я попытался уклониться от прямого ответа.

– Наверное, Георгу сейчас еще хуже, чем несчастному отцу.

– Думаю, Георг скорее убил бы себя, только бы не стать причиной этой двойной трагедии. Его, конечно, отдадут под суд.

– Он бормотал что-то про «заклинивание», – добавил я, поколебавшись.

– «Заклинивание»? – повторил «папа».

– Теперь это не будет смягчающим вину обстоятельством.

– Хотя он заслуживает смягчения наказания, – уверенно произнес старый офицер и ушел.

Широкий фронт области повышенного давления надвигался с Атлантики, которую Ульрих называл «мамонтовыми широтами». Обнаружили его ребята с «Кондора». На своем четырехмоторном самолете они взлетели на юге Франции, преодолели несколько тысяч километров над морем между Азорскими островами и Исландией и приземлились, когда добрались до Норвегии. Вскоре наши «лягушки-метеорологи» получили от них радиосообщение, которое означало для некоторых из нас смерть.

Следующий день выдался ясным. Значит, сегодня не будет облаков, в которых мы могли бы спрятаться, когда превосходство неприятеля в воздухе станет слишком большим. «Спитфайры» бросятся на нас из-за солнца, как они всегда делали в ясную погоду, из-за сверкающего, ослепительного шара, а «Боинги» и «Ланкастеры» соберутся сотнями над Англией, чтобы отправиться бомбить наши города.

Вдобавок ко всему вечером пришел «приказ фюрера». Наши боевые успехи, как следовало из него, были недостаточными. Теперь четырехмоторные бомбардировщики следовало атаковать не спереди, двигаясь встречным курсом, а с хвоста. Только мы понимали, что это означало. Отдельная атака теперь должна длиться тридцать секунд вместо трех, как было раньше. Пока мы будем совершенно открытыми и беззащитными, сконцентрированный огонь неприятеля разнесет нас в клочья. Полминуты – большое время, возможно, слишком большое, чтобы иметь какой-то шанс остаться в живых. Вместо того чтобы приблизиться к цели со скоростью двести пятьдесят метров в секунду, нам придется постепенно догонять противника сзади. А ведь бомбардировщики летали ненамного медленнее нас. Вражеским пилотам больше не нужно озираться на стволы наших орудий. Нам же придется приближаться к самолетам неприятеля прямо на глазах задних пулеметчиков и под прицелами сотен орудий на протяжении времени, достаточного, чтобы быть сбитыми, не произведя ни одного ответного выстрела.

Что же, для того мы приносили присягу, чтобы нам было легче выполнять новые инструкции.

Когда наступила ясная погода, мы еще крепко спали, несмотря на тяжелые предчувствия перед грядущим боем.

Проснувшись, мы, как и в обычное утро, уселись в своих шезлонгах, готовые взлететь в любой момент. Ожидание было хуже всего. Сколько бы мы ни болтали друг с другом, наши уши и мысли были привычно обращены к громкоговорителю. Мы находились в постоянном ожидании сообщения о приближении вражеских самолетов и приказа на взлет. Нервы были напряжены до предела. Я уже дважды бегал в туалет. Остальные даже больше.

Вдруг из громкоговорителя донесся треск: для проверки его подключили к питанию. Несколько ребят вскочили на ноги и с напряженными лицами повернулись к нему. Одного из старших пилотов стошнило, он уже давно был на взводе. Многие автоматически достали сигареты и нервно выбросили их, едва докурив до половины, чтобы тут же закурить новые. Вчерашние несчастья вместе с грядущей операцией, похожей фактически на самоубийство, создали невыносимую атмосферу.

Лишь Ульрих, как обычно, сидел рядом со мной и что-то писал, держа листок бумаги так, чтобы никто не мог в него заглянуть. Но сейчас он убрал карандаш и улыбнулся:

– Я закончил.

Ульрих вскочил на ноги, вышел вперед перед ребятами и стал пародировать «толстого Германа».

– Друзья, летчики люфтваффе! Для укрепления морального и боевого духа, для тренировки и повышения дисциплины моих войск я считаю необходимым зачитать вам параграф «А» из раздела «С» внутреннего приказа «ЛДв-217».

Все замолчали и угрюмо уставились на него. Выступление Ульриха выглядело слишком гротескным и оттого мучительным. Окровавленные обломки самолета еще валялись в нескольких сотнях метров от нас, а военный суд уже собрался в казарме напротив, чтобы вынести приговор самому младшему из нашей эскадрильи. Летчики сидели в шезлонгах, их нервы были взвинчены перед самой сложной операцией в их жизни, а Ульрих устроил представление, как в мюзик-холле, чуть ли не на костях погибших. Я уже хотел броситься, чтобы остановить друга, но «папа» задержал меня: