С Павлюченков - Россия нэповская

Не обрисованы ли в них некоторые особо неприглядные стороны нашей жизни, выставляющие нас в невыгодном свете? Не нанесли ли эти произведения, описывающие лишь наши пороки и недостатки, сильнейшего урона нашей стране в глазах других народов? Талант и добросовестность авторов, всем известный либерализм их принципов придали их писаниям значительность. Эти книги были восприняты как обвинительный приговор, вынесенный Франциею самой себе… Конечно, у нее есть недостатки, вполне объяснимые кипучей деятельностью многих сил, столкновениями противоположных интересов и идей; но под пером наших талантливых писателей эти недостатки так утрируются, что кажутся уродствами. И вот Европа смотрит на Францию, как на какого-то урода… Разве описанный в их книгах народ — не страшилище? Хватит ли армий и крепостей, чтобы обуздать его, надзирать за ним, пока не представится удобный случай раздавить его?..

Философы, политики, социалисты — все в наше время словно сговорились принизить в глазах народа идею Франции. Это очень опасно… В течение полувека все правительства твердят ему, что революционная Франция, в которую он верит, чьи славные традиции хранит, была нелепостью, отрицательным историческим явлением, что все в ней было дурно. С другой стороны, Революция перечеркнула все прошлое Франции, заявила народу, что ничего в этом прошлом не заслуживает внимания. И вот былая Франция исчезла из памяти народа, а образ новой Франции очень бледен… Неужели политики хотят, чтобы народ забыл о себе самом, превратился в tabula rasa?.. Как же ему не быть слабым при таких обстоятельствах?» [2] Мишле Ж. Народ. М, 1965. С. 7–9.

Закономерности истории проявляются в ее результатах. Если это не так, если под этими результатами, под реальным опытом не лежит никакого закона, а имеется лишь игра случая, то следует оставить мысль о каком-либо закономерном развитии общества и перейти на позиции неокантианства. Но такая капитуляция была бы неразумна после того, как многовековое развитие гуманитарного знания не только показало всю сложность объекта своего исследования, но и продемонстрировало некоторые скромные успехи, без которых современное состояние человеческого общества вряд ли было бы возможно. Процесс познания не остановить, важно только понять его важнейшие принципы и пределы возможного, а главное — пределы необходимого. У Л. Толстого в «Войне и мире» имеется весьма глубокая мысль по этому поводу. Он писал: «Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, то уничтожится возможность жизни». Интерпретируя его слова, можно сказать, что Господь Бог дал человеку власть над природой, но не дал ему власти над самим собой. И это правильно, поскольку история полна примерами того, каким образом несовершенный человек может пользоваться совершенным оружием, в том числе и оружием мысли.

Порой говорят, что выяснить причины явления, понять его закономерность — значит, оправдать это явление. Можно отчасти согласиться с этим, но оправдание происходит не с точки зрения человеческой морали, а с точки зрения исторической логики, которая бывает безжалостна к отдельному человеку. Так или иначе, но чтобы история не наказала нас за очередной «невыученный урок», причины необходимо выяснять, и здесь следует развести в стороны общественное и индивидуальное как явления разного порядка, живущие по разным законам и критериям. Порой, и даже очень часто, реальный опыт нам не нравится своей видимой нелепостью и откровенной антигуманностью. Смеют ли осуществляться закономерности истории вне рамок наших представлений о должном и разумном? По всей видимости, смеют, как может засвидетельствовать любой учебник по истории. Признать это бывает нелегко, однако это не может вызвать особенного удивления, если отрешиться от льстивой античной тезы о том, что именно человек есть мера всех вещей, и предположить, что Homo Sapiens не есть центр и цель мироздания.

Общество, государство развиваются по иным, более высшим законам, нежели отдельное человеческое существо. Можно даже с уверенностью утверждать, что человеческая история бывает парадоксальным образом античеловечна, антигуманна. Мы не должны искать в коллективной истории рациональное человеческое зерно. Ее рациональность нечеловеческая, она выше и непостижимей. Следует понять, что у морали в этом мире свои специфические функции, как у Святого Духа, иначе мы будем вечно обречены вращаться в замкнутом круге благих пожеланий, ни на йоту не расширяя пределов исторического знания, и ждать, когда история вновь накажет нашу благонамеренность за этот самый невыученный урок.

Читать дальше