Джеймс Комптон - Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941

Вайцзеккер телеграфировал Отту, чтобы тот на некоторое время прекратил все хлопоты по поводу заключения договора.

Халл назвал мышление Мацуоки «кривым, словно рыболовный крючок».

Эти инструкции были составлены на совещании кабинета министров 4 сентября.

Есть определенные доказательства того, что Риббентроп поначалу полагал, что одни только победы Германии заставят Японию осознать свою «функцию противовеса Америки».

Этот документ утерян. Однако Штамер воссоздал его в таком виде, в каком он был передан Мацуоке на переговорах, состоявшихся 9 и 10 сентября. Он сообщил, что документ был «принят очень хорошо».

На суде Вайцзеккер назвал пакт «плакатом, предупреждающим Соединенные Штаты об опасности».

Самнер Уэлльс сравнил эти три уровня с восточными коробочками, которые вкладываются одна в другую.

Телеграмма от 12 сентября 1940 г. с этим сообщением известна под названием «телеграмма, которая получила зеленый свет».

Чиано никогда не верил, что пакт сможет удержать Америку от вступления в войну.

Эти замечания были сделаны в неофициальной беседе с двумя американскими церковными лидерами. Говорилось также о торговле, гарантиях безопасности Филиппин и решении китайского вопроса.

Томсен уже к концу года телеграфировал в Берлин, что Рузвельт теперь сосредоточит все свои усилия на том, чтобы расколоть союз стран оси.

Предложение о посредничестве было, очевидно, сделано японским послом в Лондоне премьер-министру Идену в феврале 1941 г.

Вайцзеккер считал, что надо поставить японцев в известность о готовящемся вторжении в СССР.

«Несколько месяцев – и России больше нет», – как выразился Риббентроп.

Кордт приводил этот случай как пример того, что Гитлер считал Японию своей простой помощницей в европейской политике.

Кордт приводил переговоры Халла и Номуры как подтверждение его мнения о том, что японцы были совершенно невосприимчивы к давлению со стороны Германии.

Грю писал Рузвельту, что на японцев большее впечатление оказывает не политика Германии, а ее судьба.

Джонс в своем анализе подчеркивает именно этот, «домашний» аспект. Он убежден, что с 1937 по 1941 г. в Японии не было генерального плана завоеваний, и называет японскую внешнюю политику «мячом для игры, которым перебрасывались партнеры по внешней политике».

Гитлер еще раз подтвердил этот факт Курусу 3 февраля 1941 г. О невозможности немецко-японского конфликта говорилось в «Меморандуме, касающемся бывших немецких колоний» от 18 марта 1941 г.

Мацуока заявил Отту, что у него сложилось такое впечатление, будто Гитлер на самом деле не хочет, чтобы Япония вторглась в июне в Россию.

Макензен в Риме навязывал японскому послу тот же самый курс.

Мацуока умолял немцев проявить «понимание в этом вопросе».

Мацуока сообщил американскому послу Штейнхардту, что Япония «ни при каких обстоятельствах не нападет на Сингапур».

Впрочем, руководство военно-морского флота Германии смотрело на последствия столкновения двух флотов гораздо более пессимистично.

Эту мысль высказал Майснер. Она в определенном смысле подтверждается комментарием Мацуоки, который услышал от него посол Штейнхардт в Москве. У Мацуоки сложилось впечатление, или он просто хотел уверить в этом американского посла, что Гитлер и Муссолини хотят избежать войны с США.

Хотя ОКМ больше времени уделяло операциям в Атлантике, военно-морские круги Германии широко обсуждали и вопрос японо-американских отношений.

Однако Риббентроп снова посоветовал не совершать прямого нападения на Филиппины.

Ошима после войны говорил, что Риббентроп постоянно спрашивал его о том, в каком состоянии находятся японо-американские отношения, как продвигаются переговоры с Вашингтоном и как относятся официальные круги и общественное мнение Токио к Америке.

Вопрос о пакте действительно был затронут Халлом в самом начале переговоров. Кордт после войны сообщил, что немецкое посольство в Токио специально нагнетало нетерпимую обстановку вокруг переговоров, чтобы в Берлине осознали, как велика опасность вмешательства США в войну.