Мы сидели в гостиной, выходившей на море, в то время как его жена готовила чай. Комната была полна очаровательной мебели, а стены увешаны картинами, которые отражали вкус Пола; в особенности он любил речной пейзаж Джона Уоллеса Такера, пляжный пейзаж Генри Родмора и морской пейзаж Томаса Ланая. Викторианский кукольный дом, встроенный в большой застекленный шкаф и щедро уставленный крошечной инкрустированной мебелью, несомненно, был коллекционным экземпляром, как и французская музыкальная шкатулка с инкрустированной крышкой, внутри которой в дополнение к обычному цилиндру имелись ударники и колокольчики. Фактически везде, куда бы я ни посмотрел, было нечто, что радовало глаз и вызывало интерес.
Он пришел в антикварный бизнес случайно. Покинув Ливерпуль приблизительно четырнадцать лет назад, он и его жена, с дочерью пяти и сыном пяти лет, попытались управлять маленькой фермой в Северном Уэльсе. Но там шли дожди, и после двух неудачных лет они решили переехать на юг. «Я не имел никакой работы. Ничего», – сказал Пол.
Он начал торговать старьем в Тинмуте и, когда бизнес стал процветать, переехал в Давлиш. Дела шли все лучше, и скоро стало очевидно, что он никогда снова не будет нуждаться.
– Когда ты посетил меня в 1952 году, ты сказал, что жизнь была одним длинным отпуском, – заметил я.
– Это все еще так. Я сам себе хозяин. Если я испытываю желание ловить рыбу, я иду и ловлю рыбу. У меня есть маленькая лодка. Я лишь вешаю на дверь магазина уведомление: «Ушел на рыбалку».
Выпив с нами чаю, жена Пола покинула комнату, чтобы начать готовить обед. Я рассказал ему новости об экипаже и что я выпивал с Гарри вчера во время обеда. Гарри предложил, чтобы мы скинулись и пригласили Дига на встречу в Англию.
– Это было бы изумительно, – сказал Пол.
– Авиабилеты стоят дорого.
– Вы можете рассчитывать на меня в любом случае, – произнес он.
Упомянув о глухоте Дига, я спросил Пола, не страдал ли он чем-то еще, кроме язвы.
– Достаточно было и язвы. В течение двенадцати лет я получал пенсию по инвалидности из-за язвы, вызванной полетами.
– Как ты теперь?
– Намного лучше, но Министерство пенсий все еще иногда поддерживает меня.
Я вручил ему черновик первой части, спросил, сможет ли он прочитать его как можно быстрее, чтобы я мог послать его Дигу. Он пролистал страницы и просмотрел заголовки глав.
– «Бомбардировка Дрездена», – прочитал он и кисло улыбнулся.
– Ты помнишь ее?
– Конечно.
– Помнишь инструктаж?
– Я помню, что нам говорили и что он был битком набит беженцами. В то время это фактически не произвело на меня никакого впечатления. Меня больше всего заинтересовало то, что это должен был быть наш самый длинный полет.
– Ты читал книгу «Разрушение Дрездена» Дэвида Ирвинга?
– Да.
– И как твое впечатление?
– Излишне статистическая, чтобы мне понравиться. Немного скучная.
– Тебя взволновало то, что он написал?
– Не особенно.
– Но сам налет тебя волнует? Я имею в виду, если оглянуться в прошлое.
– Я думаю, что это было не нужно. Это была резня ради самой резни. Я полагаю, что так было под конец войны, и бомбардировка Дрездена не была чем-то особенным. Она не была похожа на Хиросиму. Я считаю, что та бомбардировка действительно остановила войну и спасла тысячи жизней. Даже притом, что в Хиросиме были жертвы. Но Дрезден – это совсем иная категория.
– Ты помнишь, что было над целью?
– Да. Мы видели один или два русских истребителя, ты знаешь.
– Я не помню.
– Мы думали, что это были русские истребители. Они летели рядом с потоком.
Пол хотел поговорить, тем более что мы были одни. Он сказал, что записался добровольцем в авиацию потому, что так сделали его друзья, и он предпочел летать, а не «торчать в грязи». Он имел в виду французскую и бельгийскую грязь Первой мировой войны, и я задавался вопросом, сколько человек из нашего поколения, выросшего на рассказах об изуродованных гангреной телах и переполненных крысами траншеях, выбрали воздух или море, чтобы избежать того, что в действительности уже было отмирающим видом в армии.
– Не изменили ли боевые вылеты твою натуру или характер?
Он напряженно размышлял.
– На это почти невозможно ответить? Нашел что спрашивать! Как я могу знать, были ли у меня ранее некие отличия?
Неопределенные вопросы иногда дают больше, чем определенные, на которые можно получить короткий ответ «да» или «нет».
– Я не могу знать. И я не могу ответить на этот вопрос. Я могу лишь сказать, что это был жизненный опыт, который не прошел даром. Тот, кто прошел через это, получил больше пользы, чем вреда. Мы имели возможность встретить людей различных профессий и общественного положения, от шахтеров до директоров компаний и профессионалов... Так или иначе, если вы были связаны с вооруженными силами пять лет, то, конечно, вы можете кое-что приобрести для себя на будущее.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу