Барбара Мертц: Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы

Царство, столицей которого был этот город, греки позже называли Эфиопией. Мы обычно применяем этот термин к Абиссинии, но греки, очевидно, называли эфиопами любой темнокожий народ в отдаленной Африке. Мы избежим путаницы, называя эту страну ее египетским именем – Куш.

Таковы декорации и программа спектакля. Теперь начинается пьеса.

Имеется пролог, подробности которого туманны; он касается царя Куша по имени Кашта, миссия которого заключалась в том, чтобы возродить Египет. Мы не имеем его надписей, поэтому не знаем, когда и как глубоко он вторгался в Египет и вторгался ли вообще; но мы думаем, что его власть простиралась на часть Верхнего Египта. Реальный герой первого акта – его сын Пианхи.

Посмотрите на него, когда он занимает место фараона. Он претендует на все титулы и носит все регалии египетского царя. Великий бог Амон простирает оберегающую руку над сыном своим Пианхи, а Пианхи поклоняется богу в благочестии и чистоте. Он правил своими землями 21 год. Распри местных вельмож на севере Египта не давали им времени на вторжения в области, занятые Кушем.

Затем, в первый месяц двадцать первого года правления, с севера пришли зловещие новости. Некто возвысился среди династов Дельты, человек по имени Тефнахт из Саиса. Он захватил весь запад и идет на юг с многочисленной армией, страна Двух Земель объединилась вокруг него, и князья укрепленных городов, как псы, прыгают у его ног. Гераклеополь осажден. Намлот, князь Гермополя, признал Тефнахта своим господином, преступив клятву верности Пианхи.

Пианхи встретил новости громким смехом.

Его верные придворные удивились. Не сошел ли их правитель с ума? Но Пианхи только подчеркивал свою беззаботность. Он был так уверен в результате, что даже не отправился на поле битвы сам. Войска, которые он послал в Египет, получили примечательные инструкции; они шли, чтобы завоевывать, конечно; но не менее важным было их поведение при подходе к священному городу Фивам, резиденции Амона-Ра. «Омойтесь в реке, оденьтесь в лучшее полотно, снимите тетивы, уберите стрелы; пусть ни один вождь не хвалится своей мощью, ибо нет силы без Амона».

Воздав почести богу в Фивах, армия вступила к северу от города в битву на воде и выиграла ее. Затем она пошла на Гераклеополь и сняла с него осаду. Среди осаждавших были Намлот, князь Гермополя, объединившийся с соотечественниками против нубийца Пианхи, и Осоркон III, последний фараон слабой XXIII династии; хотя он имел столь высокий титул, он был, очевидно, только князем среди многих князей.

Армия Пианхи гнала египтян на север; во главе с Намлотом они бежали в Гермополь и заперлись здесь. Кушиты окружили город и послали вести домой.

Пианхи остался недоволен известиями о победе. Он хотел услышать об уничтожении противника и должен был знать, что не сможет мирно поклоняться Амону, пока Тефнахт и Намлот еще на свободе. Он презрительно игнорировал «фараона» Осоркона, и не без причины. Когда Пианхи, решив взять дело в свои руки, отправился на север лично, Осоркон поспешил выразить ему покорность. К этому времени Пианхи подошел к Дельте. На пути он, конечно, остановился в Фивах, чтобы принять участие в великом празднике Амона, а затем отправился на битву, укрепленный милостью бога. Большая битва должна была состояться у Гермополя, где Намлот еще держался, но с величайшими трудностями. «Дни проходили, и Гермополь стал протухшим, лишенным ароматов». Согласно надписи Пианхи, граждане города пришли умолять его о мягких условиях сдачи. Пианхи был тверд, пока не появились дамы. Жена и дочь Намлота пришли к женщинам Пианхи (что они делали в военном походе, не объясняется) и, лежа на животах, умоляли кушитских цариц заступиться за них перед господином. Очевидно, рыцарские чувства не умерли; возможно, Пианхи также склонили к снисходительности богатые дары, которые прислал Намлот.

Поведение Пианхи при триумфальном вступлении в город было благочестивым и строгим до педантизма. Прежде всего он посетил храм – храм Тота, покровителя писцов и всего города, и только потом посвятил свое внимание добыче. Среди добычи был и гарем Намлота, обитательницы которого с надеждой приветствовали его величество по обычаю женщин. Пианхи их не тронул. (Это проявление целомудрия очень мило, но не вяжется с тем фактом, что Пианхи потащил собственных женщин даже на войну.)

Страсть разбудили в Пианхи не женщины Намлота, а его лошади. Когда он посетил конюшни, он увидел, что лошади, естественно, исхудали во время осады. «Моему сердцу больнее, – заявил Пианхи смиренному Намлоту, – от того, что мои лошади страдали от голода, чем от других твоих злых дел». «Мои» – сказано в истинно царской манере, но Пианхи был немного несправедлив. Лошадям повезло, что они вообще остались в живых, если город дошел до такого жестокого голода, как описано в рассказе. Быть может, Намлот особо заботился о них, зная главную слабость кушитского царя. Любовь Пианхи к лошадям подтверждается и другими свидетельствами, в особенности тем, что он первым начал хоронить любимых жеребцов на почетном месте близ царской гробницы. Когда кающийся мятежник хотел добиться у Пианхи милости, он предлагал ему коня.